Doch unter deinem Dekollté tut es immer immer wieder so weh...
Главное здесь даже не ЧТО сказать, а КАК сказать.


Doch unter deinem Dekollté tut es immer immer wieder so weh...



Мы танцуем по пятницам регги и слушаем джаз,
Ошибаясь в движеньях и путая соул со свингом –
Старый ангельский способ убить наше «здесь и сейчас».
Что поделаешь – вечность. Подумаешь – не задалась.
Может, сменим пластинку?

А другие серебряным клином опять на восток.
Так привычно – за ними, так глупо – за ними, я знаю.
Плачешь, либе? Не надо, я снова забыла платок.
Это просто коньяк, это взгляд в никуда, в потолок
Одряхлевшего рая.

Наша жизнь (это – жизнь?) не прокисла, а… ладно, не верь.
Душу, что ли, продать? Только нам не положены – души.
Это ключ от тюрьмы, где мы заперты в душном «теперь».
Раня крылья и лбы расшибая, мы рвались за дверь,
Но не можем – снаружи.


Doch unter deinem Dekollté tut es immer immer wieder so weh...



Мы с ним не о том мечтали
Может быть....

Это было странно...
Это был открытый космос
С парадом планет
Это было главным -
У меня прекрасный голос,
А у него нет...

Он учил меня, а сам не умеет
Он как будто всех на свете умнее
Он считает, что живу я не так
Не то пою...

Но он был Продюссер
А я его Музой
Наверное всё-таки была
И что не сложилось
Забыла, простила
Чего бы другому не смогла...

Мы с ним не о том мечтали
Может быть...

Это было сказкой
И однажды стало былью
Обычной вполне.
Это было сладко -
У меня раскрылись крылья,
А у него нет...

Он учил меня, а сам не умеет
Он когда-нибудь ещё пожалеет...
Я когда-нибудь уйду от него
И раз-люб-лю!...

Но он был Продюссер
А я его Музой
Наверное всё-таки была
И что не сложилось
Забыла, простила
Чего бы другому не смогла...




19:12

Doch unter deinem Dekollté tut es immer immer wieder so weh...
Никогда не нужно истощать и насиловать себя.

Сильные уходят с наилучшими пожеланиями,спокойным сердцем и гордо поднятой головой
и конечно же,не забывают делать выводы.




Сегодня в череде удач случилась жопа.Я пятилетней давности умерла бы на месте, потому что я "ни на что не годна". Я двухлетней давности впала бы в депрессию, потому что " всё,что я делаю,никуда не годится". Я через пару лет, при той же тенденции,решила бы, что меня отвергли сволочи.

Я нынешняя,думаю,что неким людям не подошло моё предложение и нужно время чтобы найти другого человека, а заодно чуть скорректировать характер самого предложения.Но отнюдь не " я плохая", " работа плохая, " они плохие".

Doch unter deinem Dekollté tut es immer immer wieder so weh...


Почему все виновато отводят взгляд?
Жизнь ведь продолжается, чёрт возьми...

upd: Я шла навстречу молочно-белому солнцу и нежно улыбалась.



Doch unter deinem Dekollté tut es immer immer wieder so weh...



Господи, я всё знала...
Да, с самого начала. Сие не стало для меня ударом в грудь.
Что ожидала/заслужила, то и получаю. Переболею как-нибудь...

Doch unter deinem Dekollté tut es immer immer wieder so weh...



Утренний вальс на паркете привычных квартир.
Раз-два-три, раз-два-три, ванная, кофе, помада.
Сны косяком улетают в заоблачный мир,
Нам оставляя угар надоевшего ада.

Утро давно не синоним начала начал –
Спину держи, не сбивайся с привычного ритма.
Тканью обтянем бескрылую плоскость плеча,
И – покорять бастионы трамваев набитых.

Утренний город противен, как утренний секс –
В суетной спешке, под злые звонки и клаксоны.
Цепью к лодыжке прикован немыслимый вес,
Боги ночные, верните мою невесомость!

Снова и снова, по капле цедя вечера,
Что-то пытаюсь писать на обрывочке куцем.
Я у тебя на груди засыпала вчера…
Может быть, утро сегодня забудет проснуться?...

22:36

...

Doch unter deinem Dekollté tut es immer immer wieder so weh...

Ошеломленная, растерянная, совершенно сбитая с толку, я не знала, что творится со мной. Чувствуя, как глаза неудержимо наполняются слезами, я сорвалась с кресла и, на ходу надевая пальто, побежала на улицу.
Было уже совсем холодно. Ноябрь начинался капризно, погода менялась - с утра светило солнце, а вечером со всех сторон безумная смесь из дождя и снега.
Мокрый ветер сразу окатил меня с ног до головы. Стало намного легче. Я вытерла глаза и пошла в сторону набережной…
"Любимая, как грустно, как темно. Как бледен снег, летящий ниоткуда. Какая-то небесная простуда, пока спала ты, заплыла в окно…» Я вполголоса повторяла это, вжимая голову в плечи и ежась от холода. Угрюмые прохожие смотрели на меня с интересом - сумасшедшая. Любовь расстреливала меня в упор…. Будь она проклята и благословенна...


(c) "Венерина ловушка"






На углу у Патриарших неожиданно осознала всей душой...
У меня есть прекрасная мечта, настолько прекрасная, что я её даже боюсь.



Я ношу её в сердце очень долго.


@музыка: Город 312 - Останусь

Doch unter deinem Dekollté tut es immer immer wieder so weh...



В одном сообществе был задан вопрос:

"Аааа! Вчера постирала игрушку (чебурашка, который поет песенку,е сли нажать на егойную лапу внутри лапы механизм с батарейкой, видимо). Сегодня чебурашка высох и сошел с ума. Поет песенку сам, без нажимания. Каждые 3 минуты. Что сделать, чтобы он, пардон, заткнулся? Спрятала в шкаф, завалила вещами, все равно слышно как поет. (Там ничего нельзя отвинтить или открыть, насколько я вижу. Все зашито внутри."

Вопрос получился стоящий и комменты тоже
Вот некоторые из них:

У меня однажды так на веревке для белья с 9-го этажа пел сутки заяц. А я еще возмущалась, кто музыку идиотскую слушает... Потом в нем батарея села и все.

моя старшая раньше прятала этого Чебурашку под покрывало на кресле. приходил ночью папа, тихонечко пробирался по комнате и плюх в кресло...и оттуда на всю квартиру: "Я был когда-то странной игрушкой безымянной.." ))))

Племяннику на Новый год подарили игрушку два розовеньких поросёнка держат во рту концы нитки. Если нитку растянуть, то пружинка внутри начинает её сматывать, поросята ползут друг к другу, визжа при этом дуэтом: "Хрю-хрю! Я тебя люблю! Хрю-хрю! Я тебя люблю!" и, столкнувшись пятачками, издают громкие чмоки. Вот эта игрушка 3-го января безо всякой стирки начала среди ночи сама себе непрерывно признаваться в любви и громко целоваться. И не проливали ничего на неё.

У меня на холодильнике лежала игрушка-гремлин. Я ее опасалась ребенку давать, потому что игрушка идиотски хохотала в самый неожиданный момент, а памперсы нынче дороги, и взрослые тем более. Несколько дней назад она упала на дерущихся котов и адски заржала. С тех пор коты перемещаются короткими перебежками от миски к горшку и обратно, для тревожного сна прячась за батарею.

У меня после стирки ночью плюшевый пупс начал орать "Мама! Мама! Хочу кушать!" и смеяться аццким смехом. Причем до стирки считалось, что у него вот уже год как сели батарейки. Я спросонок не придумала ничего лучше, чем выбросить его в форточку с пятого этажа. Утром раскаялась он мне был дорог как память пошла подбирать, но его уже не было.

у нас есть розовый пластиковый бегемот. с кнопками, при нажатии на которые бегемот изрыгает песни. я его беру с собой на массаж, чтоб младенца отвлекать. оный заподлянский бегемот едет на массаж в сумке.картинка маслом: полвосьмого утра. полупустой трамвай. тётка с младенцем в слинге. на тётке, помимо младенца, висит сумка. из сумки при малейшем движении
раздаётся зазывная песнь бегемота. там сцукокнопки реагируют на малейшее нажатие и не отключить никак %(

Подарили МАшуку кружку. Которая при малейшем наклоне издает звук взлетающего вертолета. Очень мило было, когда на трассе гаишник попросил открыть
багажник, сумка, где лежала посудина, шевельнулась...

Не выдержала. Вот мои пять копеек: Про орущий горшок уже молчу. Всеё семьей ждали, пока в нем батарейки сдохнут. А еще подарили нам как-то
пластмассового петуха. В нем фотоэлемент (или как там это называется). В общем если до него дотронуться или мимо него пройти, он начинате кукарекать на всю
квартиру. Сторожевой такой петух. Так вот я вечером забывала про него и шла укладывать ребенка. Уложу, крадусь из комнаты МИМО ПЕТУХА, а он КАК ЗАОРЕТ
"КУ-КА-РЕ-КУУУУ! )))))

Как-то мы у бабушек ночевали на раскладной кровати. Все спят, тишина, муж начинает мне нашептывать что-то ласковое... БАБАХ! Кровать складывается и падает, из под нее раздается голос "Привет, я Эли-Дени, твой новый дружок, поиграй со мной! Привет... ". Ребенок аццкое кенгуру на полу забыл.

А бывают еще безмолвные пугающие игрушки. Как-то купили мы дочке воздушный шарик в виде здоровенного попугая. Сначала он мирно висел под потолком, а
когда гелий наполовину улетучился, попугай стал летать по квартире на высоте человеческого роста. Причем, летал очень хаотично. Однажды утром яичницу жарю,
абсолютная тишина в квартире, и вдруг мне через плечо в сковороду кто-то заглядывает. Позже пожаловался сыну, а он говорит: "А представь мои ощущения,
когда я спросонья открываю глаза, а в дверном проеме висит ЭТО..."

Играю я в Resident Evil 4 за окном глухая ночь, тихо вокруг, в игре зомби на меня медленно надвигаются... И из-под кресла бодрый голос "Пока-пока!!!". "Говорящий куб" решил что никто с ним играть уже не будет. А я потом пытался своим нервным смехом малого и жену в соседней комнате не разбудить...

ну, расскажу тоже две истории, правда, не про мягкии игрушки. было у нас пианинко детское, которое играло одну заунывную историю на мотив что-типа "...и
мой сурок со мною...". Задрало всех и было убрано на шкаф, откуда однажды и сверзилось на пол. После падения в нем открылись ранее скрытые таланты стало
играть какой-то разухабистый веселый мотивчик.
И вторая история на новый год годовастику подарили ходячего деда мороза. Дело было в середине 90-х и деды такие были редкостью. Дед двигался, неуверенно передвигая ногами и поднимал до плеча руку с колокольчиком. Все это, естественно, сопровождалось рождественскими песнопениями, типа Jingle bells (или как её там). ну, что может годовас сделать с такой игрушкой? Ясно дело постаралась раздеть и отняла колокольчик. Дед был разут и сразу перестал ходить лежал на боку, судорожно дергал ногами и тряс рукой в районе гениталий. Паралитик-онанист. Взрослые умерли все.

Был такой плюшевый заяц... Пел "Что мне снег, что мне зной, что мне дждик проливной, когда мои друзья со мной". Постирали в машинке-автомате... Видимо, стиралка это не снег, и не дождь... Или друзей рядом не было. Короче, петь оптимистичные песни он перестал... Часа через три стал издавать странный "блюющий" звук, типа "Бэээээ". Повесили его на балкон... Там он и "блевал" пару суток...
Проблевался... Теперь при нажатии на лапу просто вопрошает: "Что?". И молчит... И смотрит на меня вдумчивым печальным взглядом...

У меня постиранный бабуин ржал мерзко и, что особо ценно, периодически и неожиданно. Муж в ночи (в квартире темно, тишина) заходит в кухню, а из ванной комнаты проникновенный смех бабуина. Чуть вдовой не осталась... Выкинули нафиг.

Doch unter deinem Dekollté tut es immer immer wieder so weh...



- Ваше Высочество, встаавайте, уже половина девятого....
- WHAT?!!!!!!!!!! КАНАЛЬИ, ВЫ ЧТО РАНЬШЕ РАЗБУДИТЬ НЕ МОГЛИ?!!!!!!!

Облачившись в золотистый кардиган и джинсы,пулей вылетела из дома.
Почти час ехала в метро в позе египтянки, думая, что босс поставит меня в позицию 69.
А всё же забежала купить себе латте и пирожок,умирать так с музыкой...

P.S. Не собираюсь оправдывать собственную непунктуальность.
Да. я сова, и мне тяжело сразу поменять режим.
Недавно прочла, что это невозможно." Совами" и "жаворонками" рождаются.

Doch unter deinem Dekollté tut es immer immer wieder so weh...
Тех, кого считают сильным, почему-то не жалеют:
Дескать, жалость унижает, дескать, жалость ни к чему.
Им положена гитара, да еще пустой троллейбус,
Да еще... А впрочем, хватит, слишком много одному.

Те, кого считают сильным, по привычке зубы сжали,
По привычке смотрят прямо на любой пристрастный суд.
Слабым вдвое тяжелее - им нести чужую жалость,
Да еще... А впрочем, хватит - а не то не донесут.

Олег Ладыженский (Г.Л. Олди)

Doch unter deinem Dekollté tut es immer immer wieder so weh...
По утрам смотрю цветные сны в метро.
Днём умираю от скуки, обедаю в итальянском кафе и гуляю по Чистопрудному.
Всё не так уж и плохо... До тех пор, пока я не осознаю -
НА САМОМ ДЕЛЕ У МЕНЯ НЕТ СВОБОДНОГО ВРЕМЕНИ НИ НА ЧТО.

P.S. Я очень давно не улыбалась.Здесь приходится делать это каждый день.
Скулы сводит с непривычки...


Doch unter deinem Dekollté tut es immer immer wieder so weh...



Мой ежедневный музыкальный завтрак :





08:16

...

Doch unter deinem Dekollté tut es immer immer wieder so weh...
Катастрофически недосыпаю я...


Doch unter deinem Dekollté tut es immer immer wieder so weh...
При одной лишь мысли о том, что рабочая неделя только началась, меня обнимает депрессия...





Сара и старые туфли.

Сара была просветлённой женщиной новой эпохи. Она понимала необходимость ответственного отношения к жизни и знала, что ей надлежит найти причину своего пребывания на этой планете. Поэтому Сара спросила у наставников, что ей делать для того, чтобы найти «своё место» (место, на котором она согласилась быть), и они ей всё подробно рассказали. Она поняла, как это делается, и приступила к со-творению того, чем ей хотелось бы заниматься в жизни.

Сара хотела заниматься экологией, чтобы участвовать в улучшении условий жизни на Земле. Поэтому, когда внезапно появилось окно возможности, она смогла именно этим и заняться. Возможность представилась в виде работы в компании, занимавшейся передовыми экологическими системами. Сара была в восторге, она поверила в то, что сможет помочь очень многим людям. Компания, где ей предстояло осуществить цель всей жизни, располагалась в комфортабельном офисе на другом конце города, и ей нужно было ездить туда каждый день.



«Вот зачем я здесь, — поняла она. — Мне так это нравится». На душе у неё было светло и радостно. Когда она приступила к работе, всё оказалось прекрасно, за исключением одного. Обретая нынешнее воплощение на Земле, Сара получила боязнь замкнутого пространства. На работу ей нужно было добираться в метро, и дважды в день она испытывала приступ клаустрофобии. Каждое утро она входила в метро, и её потихоньку начинал сжигать страх. Она впадала в панику, вспотевшими руками хваталась за поручень, и её сердце бешено колотилось на протяжении всех двадцати пяти минут, которые занимала дорога до её любимой работы.



Месяц спустя Сара встретилась со своими наставниками и с болью призналась:


— Это не для меня. Мне нужно поискать другую работу.


— Как это, — спросили наставники, — не со-творила ли ты именно то, что хотела? Разве это не победа?


— Я не могу больше ходить на эту работу из-за клаустрофобии, — ответила Сара. — Путь туда и обратно напрочь портит мне весь день!


— Сара, — предложили наставники, — а что, если мы уничтожим страх, а не работу?


— Не знаю, — сказала Сара в замешательстве, — с этим страхом я живу уже 35 лет, а работаю всего месяц.



Как видите, Сара свыклась со своим страхом. Он, как старые туфли, был чем-то вроде друга — данностью, чем-то, что всегда было с ней. И, как старые туфли, он мог быть уродливым и изношенным, но она настолько привыкла, что уже и не хотела ничего менять.




Комментарий Кэрролла Ли


Это не вымышленная история. Сара — реальный человек, и боязнь закрытого пространства, работа, проблемы — тоже реальны. Вам будет приятно узнать, что Сара сумела преодолеть свои страхи, и до сих пор она спокойно и радостно ездит в метро на любимую работу. Однако были времена, когда она сомневалась в возможности подобного. Она часто говорила: «Что? Эта психологическая проблема была всегда. Как от неё избавиться? Ничего не поделаешь!»


Сара наконец решила, что работа важнее, чем страх, и, к своему удивлению, обнаружила, что на её желание избавиться от клаустрофобии Бог ответил почти немедленно. Её мозг был настроен так, что порождал боязнь замкнутого пространства, но он же обладал и способностью избавиться от неё. Что и произошло, когда Сара разобралась в себе!





Doch unter deinem Dekollté tut es immer immer wieder so weh...
Здесь не хватает подушки и тёплого пледа...


Doch unter deinem Dekollté tut es immer immer wieder so weh...


ИТАК, ТЫ- Arisugawa Juri
Только лучшие получают право состоять в Совете Студентов Оотори, и Арисугава Дзюри относится к их числу. Классические черты лица и пышные рыжие локоны, неизменная элегантность в подборе одежды и умение держать себя привлекают не только взгляды остальных студентов, но и профессиональных дизайнеров, которые приглашают Дзюри участвовать в показах мод. Ей очень подходит эпитет "благородная роза" как из-за красоты, так и из-за ореола гордости и неприступности, окружающего ее. Но в отличие от роз тепличных, которым необходима защита и уход, Дзюри вполне способна за себя постоять - она руководит школьной командой фехтовальщиков и превосходно владеет шпагой. В Академии ее как уважают, так и побаиваются, хотя вспышки ярости, столь характерные для другого участника Совета, Cайондзи Кеоити, у Дзюри редки, и если она и срывается, то только при исключительных обстоятельствах. Обычно достаточно одного ее холодного взгляда, чтобы собеседник не только почувствовал себя неуютно, но и постарался впредь избегать всяких столкновений с ней, причем даже учительский состав Оотори не составляет исключения из этого правила. За это ее называют «элегантной пантерой». В то же время она искренне заботится о вверенной ей команде фехтовальщиков и по-своему опекает второго капитана, Каору Мики. Дзюри кажется сильной и уверенной в себе, ее чувство собственного достоинства слишком велико, чтобы она могла позволить кому-либо узнать, в чем именно кроется ее слабость. Шипы надежно оберегают тайну розы.


Doch unter deinem Dekollté tut es immer immer wieder so weh...



Продолжи фразу: я тебя...
Ответ в коммент. И, по возможности, не повторяемся.


Doch unter deinem Dekollté tut es immer immer wieder so weh...
шок....возмущение...гнев...

привет. давно читаю твой дневник. мы с другом поспорили, действительно ли ты такая красивая. он считает, что ты какая-нибудь горбатая у*****а или прыщавый студент-виртуал. можешь прислать нам свою фотку?
если не пришлешь, он выиграет деньги
.


Сначала это письмо показалось мне чем-то диким и несусветным, но знаете, сейчас я просто смеюсь от всей души...

Doch unter deinem Dekollté tut es immer immer wieder so weh...



Она носила шелковые комбинации. Все остальное было как у всех - юбки, блузки, брюки, джинсы… Но эти комбинации.. и нижние юбки… Кто сейчас носит комбинации?… с кружевом почти что в ладонь, которое проглядывало сквозь полупрозрачную ткань блузки…
Я путалась в нем, в этом кружеве, и в нейлоновой нижней юбке, постоянно цепляя браслетом часов и рискуя порвать… А она шептала, задыхаясь:
- Родная… ну что ты… зачем… зачем так спешить…
С тех пор я не ношу часов. Ни на браслетах, ни на ремешках.

Она говорила, что шелк ласкает, что мягкая кожа приятна на ощупь, что Юнг - это шедевр.
Она стояла утром у окна и бесконечно курила, забыв об остывающем кофе в белоснежной фарфоровой чашке…
Она таскала меня каждый сентябрь в Большой на Кабалье и забывала обо мне при первых же звуках оркестра…
Она советовала снисходительно:
- Ну, "Улисса" прочесть все-таки стоит…
Она неслась по шоссе с какой-то чудовищной скоростью и шипела мне:
- На дорогу смотри… опять пропустим поворот…
Она считала, что черный цвет ей идет…
Лимонные розы она любила просто так…

Она ерошила мне волосы, гладила по щеке тыльной стороной ладони - еле ощутимым жестом, а от того особенно волнующим, разрешала класть голову на колени и целовать в шею… И когда мне уже мало было, совсем невозможно уже было касаться губами ямочки над ключицей, она бережно и тихо отстраняла меня, сама расстегивала верхнюю пуговицу на воротнике и безвольно роняла руку…

Я принадлежала ей - всецело и безраздельно.
Я служила ей, как служат службу в храме в праздничный день.
Я заботилась о ней, как заботятся о слабой здоровьем матери.
Я хранила ее, как хранят детей, оберегая от случайного взгляда и лишнего слова.
Я любила ее больше, чем себя. Я боготворила ее.
А она принимала это мое служение, это мое исступленное обожание с царственной покорностью…
И лишь иногда, когда она смотрела на меня, в ее глазах вдруг загорался зеленый огонь - как обещание принадлежать. И тогда я знала - сегодня она моя.

А утром она разглядывала в зеркале огромное багровое пятно у себя на шее и произносила с легкой укоряющей улыбкой:
- Мое солнышко…
А я стояла рядом, понурив голову и старательно изображая стыд, и клялась себе, что в следующую ночь сделаю то же самое...
А она вздыхала и шла к гардеробу - выбирать блузку с бантом на шее.

Я была невозможна. Я была просто невыносима. Я говорила невпопад и проливала вечно что-то на пол и на стол, я роняла, задевала локтем или краем пальто, я разбивала, сшибала на ходу и не могла удержать…

Я приходила раньше. Я задерживалась больше, чем следовало. Я звонила не вовремя и некстати.
Я не умела ждать. Я не была терпеливой. Я не была внимательной.
Я не просила - я требовала. Сейчас и немедленно. И все сразу.
А она не могла… она не могла - так…
И она разлюбила меня. Как? Да никак. Просто разлюбила и все. У нее не стало на меня времени.

Она не звонила, она молчала, она не приходила, она не отвечала на вопросы, она ничего не говорила. Она смотрела в сторону и мимо, и сквозь меня. Она улыбалась другим. Она смеялась с ними, она разговаривала с ними. Это было случайно, это было неизбежно - но это было специально. И это было назло. Действительно - назло. Чтобы мне было больно. И чем равнодушнее и небрежнее она это делала, тем больнее мне было.
Она уничтожала меня.

Я хотела вернуть.
Я готова была на все. На любые условия. Как угодно. Пусть не по-моему, но пусть только будет… хотя бы один раз…
Я таскала ее на концерты в консерваторию и на спектакли, заваливала лимонными розами, цитировала страницами "Улисса" и Юнга, ходила только в черном, носила только шелковые рубашки и перчатки из шевро. Я ведь так хорошо знала, что она любит, что именно она любит.
Но его не было… не было этого зеленого огня в ее глазах…
И не было этого хотя бы одного раза.
Но я все равно хотела вернуть. Но не знала - как.

И тогда я, наконец, придумала.
Я потащилась в Чечню от какой-то правоохранительной организации, предварительно сообщив ей об этом. Конечно же, намеренно. Причем позвонила в самый последний момент - опять же намеренно. Все было рассчитано.
-Давай быстрей! Борт уходит! - кричал мой оператор.
И его крик, конечно же, был слышен в трубке. Причем совершенно отчетливо. Потому что я специально звонила в последний момент, когда знала, что будут звать, - чтобы она слышала, как меня зовут на какой-то там борт. Все было рассчитано. Абсолютно все.
И я бубнила в трубку:
- Мне лететь… сейчас… борт готов уже… мы последние остались… я не хотела звонить… так… подумала, что тебе может быть интересно, куда это я пропала… в общем, я тут на пару дней… исчезну… так что ты не скучай… отдохни тут от меня…
- Куда ты?!
И дальше пауза.
- Ну… это…
Я вдруг обнаружила, что сказать любимой женщине слово "Чечня" ужасно сложно… Оно застряло в горле.
- Какого черта!!! Там матерятся уже все! Давай кончай трепаться!!
- Куда ты? - холодно и жестко. Так, как только она умела.
Мне это помогло. Помогло разозлиться.
И как можно небрежнее. Со всей легкостью и легкомысленностью, со всей веселой злостью, на какую только способна:
- Да так! В Чечню лечу!
И для пущей убедительности, что мне вот так вот это все запросто - добавить - легкий смешок. Легкий и веселый. Хохотнуть так небрежно.
Для тех, кто понимает - был январь 1995.
- Родная… зачем??… зачем…
Я упивалась ее шепотом.
- Девочка моя, зачем?… ну зачем?
Я знала, что она плачет. И была счастлива этим.
Но лететь-то все-таки надо было.
- Да сколько можно уже!!
- Ты будешь меня ждать? Да? Да? Скажи мне, что ты будешь меня ждать!
- Зачем? Скажи мне - зачем???
- Скажи, что будешь ждать!! Скажи мне!!
- Только мы остались!
- Я хочу, чтобы ты сказала, что будешь ждать!!
- Да не возьмут же!! Без нас улетят!
- Все. Мне пора. Прощай.
- Либе!!! Буду… Буду ждать… Я буду тебя ждать! Ты не бойся! С тобой ничего не случится! Я буду молиться за тебя!
Это был единственный раз, когда я слышала, как она кричит.

А потом я лежала в грязи в вонючей воронке на окраине какого-то чеченского села, названия которого мы так и не узнали. И мой сумасшедший оператор, за которым я зачем-то увязалась, кричал мне, стараясь прорваться голосом сквозь вой налета, что надо встать…
Зачем он встал тогда? Ракурс… ему нужен был определенный ракурс, чтобы отснять заходившие на цель бомбардировщики…
Тогда уже не было ничего. Ни Москвы. Ни женщины, ради которой я оказалась тут. Ни дома. Ни друзей. Ни врагов. Ни счастья быть любимой. Ни несчастья быть нелюбимой…
Была просто глупость - переться сюда, под настоящие бомбы, чтобы что-то там доказать…
И чтобы оправдать эту глупость - хоть как-то, нужно было сделать еще большую глупость - нужно было просто встать - рядом с ним. Зачем? Не знаю. Просто глупо было лежать в вонючей грязной воронке, когда он стоял, задрав тяжелую камеру вверх, и целился в эти летящие на нас самолеты.
Я встала и стояла рядом с ним на краю воронки просто так, потому что мне-то делать было абсолютно нечего - это ведь он снимал, а у меня был только блокнот и диктофон. Но не включать же его, чтобы записать этот гнусный вой…
Я стояла рядом с ним и разглядывала налипшую на ботинки грязь. И поминутно вздрагивала, вжимала голову в плечи, потому что бомбежка - это очень шумно. И думала, что и рыжая замшевая куртка, и песочного цвета джинсы совершенно испорчены. И если брюки отстирать еще удастся, то куртку уж точно придется выбрасывать… А еще мне очень хотелось, чтобы бомбежка поскорее уж закончилась бы, потому что уши окончательно заложило.

Разумеется, за это я получила все, что хотела.
Кроме, пожалуй, зеленого огня в глазах.
Ну, и на утро она ничего не разглядывала перед зеркалом.
А просто сразу прошла к шкафу и достала из него черный свитер с высоким тугим воротником.
И не сказала "мое солнышко"…
Она вообще ничего не сказала.
И все началось сначала.

Почему она не отпускала меня?.. Ведь я не была ей нужна… Не знаю.
Я пыталась понять, но не могла. И тогда я решила уйти сама.

Психотерапевт была тоже худая и тоже блондинка. С холодными серыми глазами. Сухая и жилистая. Она была чем-то даже похожа на нее, не хватало только очков… Впрочем, тем проще было говорить…
И я говорила. Обо всем. Много часов подряд. Как на исповеди.

И когда я все-таки договорила, когда я высказала, наконец, все, - пусть не ей самой, а этой совершенно чужой мне женщине, которая продавала мне свое время, внимание и участие по двадцать пять долларов за час, - она начала меня учить.
Я не знала, чему она учит. Но училась старательно.
Я делала все, что мне было велено. Я выполняла все домашние задания, не пропуская ни одного упражнения… Это было что-то вроде школы, в которой я была старательной ученицей. И в которой больше всех других уроков я любила письмо и счет.

Я делила пополам двойной листок в клеточку, расчерчивала на квадратики и старательно заполняла обидами левую половину - большими, поменьше, маленькими и самыми мельчайшими. Правая неизменно оставалась пустой.
Я прислушивалась, я вслушивалась, я старалась не упустить ни единого слова. И когда, наконец, слышала, что так жаждала услышать, - я радовалась. "Ага! - говорила я себе удовлетворенно, - Вот оно! Вот!.."
И бежала к своему чудовищному дневнику - делать новые пометки.
Двойной листок, исписанный мелким почерком, - был моей ежедневной нормой.
И когда я, наконец, дописала и досчитала, когда исчерпалась, когда больше нечего было вписать в эту страшную левую половину, когда все, абсолютно все обиды сложились в один огромный преогромный ком, в огромнейшую гору, которая просто-напросто раздавила меня, я поняла. Я, наконец, поняла. Я - научилась. И поняла - чему.
Я научилась ненавидеть.
И ненавидеть было проще, чем любить. А разучиться сложнее. И, увы, дольше.

И я ненавидела. Люто и страстно. Так, как когда-то любила.
Я ненавидела твой голос, цвет твоих волос, твое имя, и свое заодно, потому что у нас были одинаковые имена, - и даже тот всемогущий зеленый огонь желания и любви ко мне, который временами все еще загорался в твоих глазах…
Я ненавидела твою божественную грудь, от которой невозможно было оторваться часами - которую можно было целовать часами… То, как ты стягивала зубами кружевную бретельку и впивалась губами в мое плечо… То, как ты беззвучно молила - "…руку… только… руку… не убирай…" - и снова сжимала зубами запястье, чтобы подавить стон…
А еще я ненавидела шелк, мягкую кожу, Юнга,высокие каблуки, черный кофе без сахара, Монсеррат Кабалье, ситцевые халаты в цветочек, сигареты с ментолом, черный цвет, Джойса, скорость, розы лимонного цвета. И себя.
Девочка моя, моя любимая, моя единственная, что же я с нами сделала…

- Ты любишь ее?
- Кого? Ее?! Конечно же нет! Да и что там любить?? Я же все выдумала… Я все придумала сама - вот уж это я умею!.. Все эти жесты, замечательные слова, это тихое дыхание… Ничего этого нет! Это мое воображение!
- Ты любишь ее?
- Говорю же - не люблю. Все давно прошло, перегорело. Все давно выжжено и даже остыло. Забыто.
- Ты любишь ее?
- Она меня не любит! Она разлюбила! Я не знаю, почему так произошло… не понимаю! И понимать не хочу! Но я знаю это! Знаю наверняка!
- Ты любишь ее?
- Пойми, я не нужна ей… совсем… она оставит меня рядом от скуки… или из самолюбия… я даже знаю, что она скажет, если я вдруг приду… "ты не быстро в этот раз"… и холодно улыбнется… как она умеет… только у нее эта ледяная равнодушная улыбка…
- Ты любишь ее?
- Кого? Кого мне любить? Воспоминание? Так я даже не помню ее! Я не помню как она выглядит, не помню голоса… в памяти ничего не осталось… какие-то куски, обрывки… я увижу и пойму - совсем другой человек… чужой, ненужный… И тогда уже будет кончено действительно все - навсегда и окончательно… а так хоть что-то…
- Ты любишь ее…
- Конечно, люблю… Я буду любить ее всегда… Я же пообещала ей когда-то - любить ее всегда.