Для нас она останется вечным напоминанием о том, что мы так и не научились любить: имевшая миллионы поклонников во всем мире актриса умерла одна в своей холодной постели от отсутствия любви, "сгорела, как свеча на ветру...

Взгляните, как звёзды влияют на судьбу человека.







Жизнь Мерилин Монро называли сказкой о Золушке, поскольку детство ее было связано с сумасшедшей матерью и детскими домами, юность - с работой на авиационном заводе, а молодость - со славой, которой не было границ. Побуждением, которое заставило ее стремиться к популярности, было честолюбие, желание выделиться. Она сделала все, чтобы полностью изменить условия своей жизни, сделала так, что жизнь её стала заметна. Выраженная верхняя полусфера говорит о том, что она стремилась к максимальному проявлению своего потенциала, к яркому раскрытию своей индивидуальности. Если бы даже она захотела скрыться в тени, ей бы это не удалось. То, что жизнь высветила ее, как прожектором, было абсолютно неизбежно.

Важная характеристика гороскопа связана с тригонами. В рассматриваемом гороскопе выражен тригон жизни или, как он еще называется, тригон творческой отдачи. Это творчески насыщенная, разнообразная жизнь, когда приходится очень сильно выкладываться, больше отдавать, чем получать. Жизнь полна горения, преображения, активного проявления. С первого же взгляда видно, что Монро - человек творческого склада, который скорее всего выберет себе такую профессию, где нужно вдохновение, импульсивность, личностная инициатива.

Большинство планет ее гороскопа сконцентрировано в угловых домах. Это опять же говорит о популярности, выделенности, о том, что все обстоятельства ее жизни будут яркими, обостренными, с максимальной силой проявляющимися и остро воспринимаемыми. Если обстоятельства будут бить, то до конца, а если возвышать, то высоко.

Основные конфигурации (отношения между планетами) всегда говорят о главных событиях в жизни. Более ни менее благополучную жизнь обычно определяют положительные аспекты, сложную и тяжелую - отрицательные. У Монро явно мало положительных аспектов и конфигураций, а отрицательных тау-квадратов - целых два, что определило ее трагическую и короткую жизнь. Причем один из них связан с Белыми и Черными Лунами - кармическими планетами, которые дают возможность выбора между добром и злом. Третья планета, задействованная в тау-квадрате - Юпитер - самая злая планета гороскопа. Второй тау-квадрат завязан на Нептуне, Луне и Сатурне, которые без сомнения, внесли много горя в её существование. Нептун на Асценденте определил ее склонность к ночным кошмарам, выпивке и невозможность жить без таблеток, Луна в 7 доме - неудачные браки, а Сатурн - жуткое детство.

Существует два вида гороскопа - некармический и кармический. У Монро кармический гороскоп. Можно с уверенностью утверждать, что ее судьба была определена ее прошлой кармой.

Её личность определяется восходящим Львом (отсюда ее сногсшибательная внешность, умение представлять, желание сниматься и любовь к камере), Солнцем в Близнецах (Близнецы дают жажду знаний и умение общаться - она училась всю жизнь, даже будучи уже всеминрно известной актрисой, вспомните хотябы её уроки в Нью-Йоркской актерской школе Ли Страсберга, а любила общаться до такой степени, что даже умерла с телефонной трубкой в руке) и Луной в Водолее - беспокойная душа и переменчивые чувства, которые определили ее измены в браке с Артуром Миллером и склонность общаться с разными людьми, не находя покоя и удовлетворения. Ей было тяжело любить одного человека - слишком сильны у Луны в Водолее позыв к свободе и нежелание подчиняться.

Какие стороны жизни были самыми главными для нее? Об этом нам поведают выраженные дома. Это 3,5,1 и 12 дома. То есть это учеба, новые знания, в целом - познание мира, творчество, любовь, интерес к детям, друзья, вопросы свободы и несвободы, интерес к тайнам, мистике, секретам, желанием каким-то образом тайно влиять на происходящее, а так же ужас и страх ночных кошмаров. Мы перечислили области, которые интересовали и задевали ее более всего. Следовательно, можно утверждать, что замужество, сумасшедшая мать, отсутствие отца, слава, самовыражение - это только следствия влияния вышеперечисленных интересов. Они как бы вытекают из желания любви, свободы и разгадки тайн.

Несмотря на то, что ее жизнь описана в бесчисленном можестве биографий (можно смело утверждать, что Мерлин Монро - женщина, которой посвящено больше всего книг), до сих пор и ее жизнь, и жуткая смерть являются загадкой, над которой бьются следователи, писатели, астрологи и просто те, кто любит ее как незаурядную личность. На тайны указывает в ее гороскопе наличие множества тайных, скрытых аспектов. Больше всего у нее творческих аспектов, что вопреки утверждению большинства кинокритиков, говорит о её необыкновенном и мало оцененном таланте естественной, не заштампованной актерской игры.

Планеты и отношения между ними достаточно ясно говорят о восхождении на вершину, необычную, уникальную судьбу подарили Монро звезды, которых у нее очень много. Их количество во много раз больше, чем в обычных гороскопах. В ее гороскопе есть все стихии, все качества - личность очень разносторонняя, яркая. Нет включенных домов и планет, а значит - нет задержки в самовыражении.

Дальше,больше и интереснее в комментах...

запись создана: 17.02.2008 в 23:52

Люди могут жить под одной крышей.
Могут пить вместе,заниматься любовью.
но только совместное занятие идиотизмом
Указывает на душевную и духовную близость.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Она носила шелковые комбинации. Все остальное было как у всех - юбки, блузки, брюки, джинсы… Но эти комбинации.. и нижние юбки… Кто сейчас носит комбинации?… с кружевом почти что в ладонь, которое проглядывало сквозь полупрозрачную ткань блузки…
Я путалась в нем, в этом кружеве, и в нейлоновой нижней юбке, постоянно цепляя браслетом часов и рискуя порвать… А она шептала, задыхаясь:
- Родная… ну что ты… зачем… зачем так спешить…
С тех пор я не ношу часов. Ни на браслетах, ни на ремешках.

Она говорила, что шелк ласкает, что мягкая кожа приятна на ощупь, что Юнг - это шедевр.
Она стояла утром у окна и бесконечно курила, забыв об остывающем кофе в белоснежной фарфоровой чашке…
Она таскала меня каждый сентябрь в Большой на Кабалье и забывала обо мне при первых же звуках оркестра…
Она советовала снисходительно:
- Ну, "Улисса" прочесть все-таки стоит…
Она неслась по шоссе с какой-то чудовищной скоростью и шипела мне:
- На дорогу смотри… опять пропустим поворот…
Она считала, что черный цвет ей идет…
Лимонные розы она любила просто так…

Она ерошила мне волосы, гладила по щеке тыльной стороной ладони - еле ощутимым жестом, а от того особенно волнующим, разрешала класть голову на колени и целовать в шею… И когда мне уже мало было, совсем невозможно уже было касаться губами ямочки над ключицей, она бережно и тихо отстраняла меня, сама расстегивала верхнюю пуговицу на воротнике и безвольно роняла руку…

Я принадлежала ей - всецело и безраздельно.
Я служила ей, как служат службу в храме в праздничный день.
Я заботилась о ней, как заботятся о слабой здоровьем матери.
Я хранила ее, как хранят детей, оберегая от случайного взгляда и лишнего слова.
Я любила ее больше, чем себя. Я боготворила ее.
А она принимала это мое служение, это мое исступленное обожание с царственной покорностью…
И лишь иногда, когда она смотрела на меня, в ее глазах вдруг загорался зеленый огонь - как обещание принадлежать. И тогда я знала - сегодня она моя.

А утром она разглядывала в зеркале огромное багровое пятно у себя на шее и произносила с легкой укоряющей улыбкой:
- Мое солнышко…
А я стояла рядом, понурив голову и старательно изображая стыд, и клялась себе, что в следующую ночь сделаю то же самое...
А она вздыхала и шла к гардеробу - выбирать блузку с бантом на шее.

Я была невозможна. Я была просто невыносима. Я говорила невпопад и проливала вечно что-то на пол и на стол, я роняла, задевала локтем или краем пальто, я разбивала, сшибала на ходу и не могла удержать…

Я приходила раньше. Я задерживалась больше, чем следовало. Я звонила не вовремя и некстати.
Я не умела ждать. Я не была терпеливой. Я не была внимательной.
Я не просила - я требовала. Сейчас и немедленно. И все сразу.
А она не могла… она не могла - так…
И она разлюбила меня. Как? Да никак. Просто разлюбила и все. У нее не стало на меня времени.

Она не звонила, она молчала, она не приходила, она не отвечала на вопросы, она ничего не говорила. Она смотрела в сторону и мимо, и сквозь меня. Она улыбалась другим. Она смеялась с ними, она разговаривала с ними. Это было случайно, это было неизбежно - но это было специально. И это было назло. Действительно - назло. Чтобы мне было больно. И чем равнодушнее и небрежнее она это делала, тем больнее мне было.
Она уничтожала меня.

Я хотела вернуть.
Я готова была на все. На любые условия. Как угодно. Пусть не по-моему, но пусть только будет… хотя бы один раз…
Я таскала ее на концерты в консерваторию и на спектакли, заваливала лимонными розами, цитировала страницами "Улисса" и Юнга, ходила только в черном, носила только шелковые рубашки и перчатки из шевро. Я ведь так хорошо знала, что она любит, что именно она любит.
Но его не было… не было этого зеленого огня в ее глазах…
И не было этого хотя бы одного раза.
Но я все равно хотела вернуть. Но не знала - как.

И тогда я, наконец, придумала.
Я потащилась в Чечню от какой-то правоохранительной организации, предварительно сообщив ей об этом. Конечно же, намеренно. Причем позвонила в самый последний момент - опять же намеренно. Все было рассчитано.
-Давай быстрей! Борт уходит! - кричал мой оператор.
И его крик, конечно же, был слышен в трубке. Причем совершенно отчетливо. Потому что я специально звонила в последний момент, когда знала, что будут звать, - чтобы она слышала, как меня зовут на какой-то там борт. Все было рассчитано. Абсолютно все.
И я бубнила в трубку:
- Мне лететь… сейчас… борт готов уже… мы последние остались… я не хотела звонить… так… подумала, что тебе может быть интересно, куда это я пропала… в общем, я тут на пару дней… исчезну… так что ты не скучай… отдохни тут от меня…
- Куда ты?!
И дальше пауза.
- Ну… это…
Я вдруг обнаружила, что сказать любимой женщине слово "Чечня" ужасно сложно… Оно застряло в горле.
- Какого черта!!! Там матерятся уже все! Давай кончай трепаться!!
- Куда ты? - холодно и жестко. Так, как только она умела.
Мне это помогло. Помогло разозлиться.
И как можно небрежнее. Со всей легкостью и легкомысленностью, со всей веселой злостью, на какую только способна:
- Да так! В Чечню лечу!
И для пущей убедительности, что мне вот так вот это все запросто - добавить - легкий смешок. Легкий и веселый. Хохотнуть так небрежно.
Для тех, кто понимает - был январь 1995.
- Родная… зачем??… зачем…
Я упивалась ее шепотом.
- Девочка моя, зачем?… ну зачем?
Я знала, что она плачет. И была счастлива этим.
Но лететь-то все-таки надо было.
- Да сколько можно уже!!
- Ты будешь меня ждать? Да? Да? Скажи мне, что ты будешь меня ждать!
- Зачем? Скажи мне - зачем???
- Скажи, что будешь ждать!! Скажи мне!!
- Только мы остались!
- Я хочу, чтобы ты сказала, что будешь ждать!!
- Да не возьмут же!! Без нас улетят!
- Все. Мне пора. Прощай.
- Либе!!! Буду… Буду ждать… Я буду тебя ждать! Ты не бойся! С тобой ничего не случится! Я буду молиться за тебя!
Это был единственный раз, когда я слышала, как она кричит.

А потом я лежала в грязи в вонючей воронке на окраине какого-то чеченского села, названия которого мы так и не узнали. И мой сумасшедший оператор, за которым я зачем-то увязалась, кричал мне, стараясь прорваться голосом сквозь вой налета, что надо встать…
Зачем он встал тогда? Ракурс… ему нужен был определенный ракурс, чтобы отснять заходившие на цель бомбардировщики…
Тогда уже не было ничего. Ни Москвы. Ни женщины, ради которой я оказалась тут. Ни дома. Ни друзей. Ни врагов. Ни счастья быть любимой. Ни несчастья быть нелюбимой…
Была просто глупость - переться сюда, под настоящие бомбы, чтобы что-то там доказать…
И чтобы оправдать эту глупость - хоть как-то, нужно было сделать еще большую глупость - нужно было просто встать - рядом с ним. Зачем? Не знаю. Просто глупо было лежать в вонючей грязной воронке, когда он стоял, задрав тяжелую камеру вверх, и целился в эти летящие на нас самолеты.
Я встала и стояла рядом с ним на краю воронки просто так, потому что мне-то делать было абсолютно нечего - это ведь он снимал, а у меня был только блокнот и диктофон. Но не включать же его, чтобы записать этот гнусный вой…
Я стояла рядом с ним и разглядывала налипшую на ботинки грязь. И поминутно вздрагивала, вжимала голову в плечи, потому что бомбежка - это очень шумно. И думала, что и рыжая замшевая куртка, и песочного цвета джинсы совершенно испорчены. И если брюки отстирать еще удастся, то куртку уж точно придется выбрасывать… А еще мне очень хотелось, чтобы бомбежка поскорее уж закончилась бы, потому что уши окончательно заложило.

Разумеется, за это я получила все, что хотела.
Кроме, пожалуй, зеленого огня в глазах.
Ну, и на утро она ничего не разглядывала перед зеркалом.
А просто сразу прошла к шкафу и достала из него черный свитер с высоким тугим воротником.
И не сказала "мое солнышко"…
Она вообще ничего не сказала.
И все началось сначала.

Почему она не отпускала меня?.. Ведь я не была ей нужна… Не знаю.
Я пыталась понять, но не могла. И тогда я решила уйти сама.

Психотерапевт была тоже худая и тоже блондинка. С холодными серыми глазами. Сухая и жилистая. Она была чем-то даже похожа на нее, не хватало только очков… Впрочем, тем проще было говорить…
И я говорила. Обо всем. Много часов подряд. Как на исповеди.

И когда я все-таки договорила, когда я высказала, наконец, все, - пусть не ей самой, а этой совершенно чужой мне женщине, которая продавала мне свое время, внимание и участие по двадцать пять долларов за час, - она начала меня учить.
Я не знала, чему она учит. Но училась старательно.
Я делала все, что мне было велено. Я выполняла все домашние задания, не пропуская ни одного упражнения… Это было что-то вроде школы, в которой я была старательной ученицей. И в которой больше всех других уроков я любила письмо и счет.

Я делила пополам двойной листок в клеточку, расчерчивала на квадратики и старательно заполняла обидами левую половину - большими, поменьше, маленькими и самыми мельчайшими. Правая неизменно оставалась пустой.
Я прислушивалась, я вслушивалась, я старалась не упустить ни единого слова. И когда, наконец, слышала, что так жаждала услышать, - я радовалась. "Ага! - говорила я себе удовлетворенно, - Вот оно! Вот!.."
И бежала к своему чудовищному дневнику - делать новые пометки.
Двойной листок, исписанный мелким почерком, - был моей ежедневной нормой.
И когда я, наконец, дописала и досчитала, когда исчерпалась, когда больше нечего было вписать в эту страшную левую половину, когда все, абсолютно все обиды сложились в один огромный преогромный ком, в огромнейшую гору, которая просто-напросто раздавила меня, я поняла. Я, наконец, поняла. Я - научилась. И поняла - чему.
Я научилась ненавидеть.
И ненавидеть было проще, чем любить. А разучиться сложнее. И, увы, дольше.

И я ненавидела. Люто и страстно. Так, как когда-то любила.
Я ненавидела твой голос, цвет твоих волос, твое имя, и свое заодно, потому что у нас были одинаковые имена, - и даже тот всемогущий зеленый огонь желания и любви ко мне, который временами все еще загорался в твоих глазах…
Я ненавидела твою божественную грудь, от которой невозможно было оторваться часами - которую можно было целовать часами… То, как ты стягивала зубами кружевную бретельку и впивалась губами в мое плечо… То, как ты беззвучно молила - "…руку… только… руку… не убирай…" - и снова сжимала зубами запястье, чтобы подавить стон…
А еще я ненавидела шелк, мягкую кожу, Юнга,высокие каблуки, черный кофе без сахара, Монсеррат Кабалье, ситцевые халаты в цветочек, сигареты с ментолом, черный цвет, Джойса, скорость, розы лимонного цвета. И себя.
Девочка моя, моя любимая, моя единственная, что же я с нами сделала…

- Ты любишь ее?
- Кого? Ее?! Конечно же нет! Да и что там любить?? Я же все выдумала… Я все придумала сама - вот уж это я умею!.. Все эти жесты, замечательные слова, это тихое дыхание… Ничего этого нет! Это мое воображение!
- Ты любишь ее?
- Говорю же - не люблю. Все давно прошло, перегорело. Все давно выжжено и даже остыло. Забыто.
- Ты любишь ее?
- Она меня не любит! Она разлюбила! Я не знаю, почему так произошло… не понимаю! И понимать не хочу! Но я знаю это! Знаю наверняка!
- Ты любишь ее?
- Пойми, я не нужна ей… совсем… она оставит меня рядом от скуки… или из самолюбия… я даже знаю, что она скажет, если я вдруг приду… "ты не быстро в этот раз"… и холодно улыбнется… как она умеет… только у нее эта ледяная равнодушная улыбка…
- Ты любишь ее?
- Кого? Кого мне любить? Воспоминание? Так я даже не помню ее! Я не помню как она выглядит, не помню голоса… в памяти ничего не осталось… какие-то куски, обрывки… я увижу и пойму - совсем другой человек… чужой, ненужный… И тогда уже будет кончено действительно все - навсегда и окончательно… а так хоть что-то…
- Ты любишь ее…
- Конечно, люблю… Я буду любить ее всегда… Я же пообещала ей когда-то - любить ее всегда.

И хотя моя цель - понять, что такое любовь, и хотя я страдаю из-за тех, кому отдавала свое сердце, вижу ясно: те, кто трогают меня за душу, не могут воспламенить мою плоть, а те, кто прикасается к моей плоти, бессильны постичь мою душу.

***
Цитата обо мне:

Сегодня я проходила мимо парка с аттракционами. Я не могу тратить деньги впустую и поэтому принялась просто разглядывать посетителей. Долго простояла перед "русскими горками": я видела, что люди ищут острых ощущений, но, когда все это приходит в движение, умирают со страху и кричат: "Остановите!"
Чего же им надо? Если они выбрали для себя приключение, разве не следует настроиться на то, чтобы идти до конца? Неужели они считают, что благоразумней будет пройти мимо этих крутых подъемов и отвесных спусков да сесть на карусель, которая крутится на одном месте?
Сейчас мне так одиноко, что я и думать не могу о любви, но необходимо убедить себя - все наладится, все будет хорошо, я устроюсь, и здесь я - потому, что выбрала себе именно такую судьбу. "Русские горки" - это моя жизнь. А жизнь - это пряная, ослепительная игра, это - прыжок с парашютом, это риск - ты падаешь, но снова встаешь на ноги, это - то, что называется "вылезти вон из кожи", это - тоска и досада,если не удасться совершить намеченное.
Трудно жить в разлуке с близкими, не иметь возможности говорить на языке, которым можешь выразить самые тонкие оттенки чувств и ощущений, но с сегодняшнего дня, как только мне станет грустно, я вспомню этот парк аттракционов. Что бы я почувствовала, если бы заснула и проснулась на "русских горках"?
Ну, наверное, прежде всего - что я попала в какую-то западню, что мне страшно, что меня тошнит, что я хочу убежать отсюда. Однако если поверить в то, что рельсы - это и есть моя судьба, а вагончиком движет Бог, то кошмар станет восторгом. "Русские горки" надежно и бережно доставят тебя в пункт назначения, а пока путешествие длится, гляди по сторонам, вопи от восхищения.
***

Кто-то написал, что время не меняет человека, мудрость не меняет человека, и едиственное, что может перестроить строй его мыслей и чувств, - это любовь. Какая чушь! Тот, кто написал это, не видел обратную сторону медали.
Любовь и в самом деле, как ничто другое, способна время от времени переворачивать всю жизнь человека. Но вдогонку за любовью идет и кое-что еще, тоже заставляющее человека вступать на стезю, о которой никогда прежде не помышлял. Это кое-что зовется "отчаяние". И если любовь меняет человека быстро, то отчаяние - еще быстрей.

***

Все мечтают, что вот придет кто-то и откроет в них истинную женщину, спутницу, возлюбленую, подругу, разбудит в них нежность и страсть. И все - с первой же минуты новой встречи - понимают: ничего этого не будет.
Я должна писать о любви. Я должна думать, думать, писать и писать о любви - иначе душа не выдержит, надломится.

***

Всю жизнь я воспринимала любовь как осознанное и добровольное рабство. И обманывалась - свобода существует лишь в том случае, если явлена и показана. Тот, кто отдается чувству без оглядки, тот, кто чувствует себя свободным, тот и любит во всю силу души.
А тот, кто любит во всю силу души, чувствует себя свободным.
И по этой причине, что бы я ни делала, как бы ни жила, что бы ни открывала для себя - все бессмысленно. Я надеюсь, что эта пора быстро пройдет - и я вернусь к себе домой, отыскав мужчину, который будет меня понимать и не заставит страдать.
Что за чушь я несу? Любящий никогда не причинит боль любимому; каждый из нас ответствен за чувства, которые испытывает, и обвинять в этом другого мы не имеем права.
Потеря тех, в кого я влюблялась, прежде ранила мне душу. Теперь я убеждена: никто никого не может потерять, потому что никто никому не принадлежит.
Вот она, истинная свобода - обладать тем, что тебе дороже всего, но не владеть этим.

***

Хотелось бы верить что я влюблена. Влюблена в того, кого не знаю, с кем не связываю планов на будущее. Все эти месяцы самообуздания, отказа от любви дали обратный эффект - меня потянуло к первому встречному, который обратил на меня внимание не так, как все прочие.
Хорошо еще, что я не записала номер его телефона, что не знаю, где он живет, что могу потерять его, не виня себя, что я теряю шанс.
А если так и будет, если потеряю - все равно: в моей жизни был счастливый день. Вспомни, Мария, на что похож наш мир, - и ты поймешь: один счастливый день - это почти чудо.

***

Великая цель каждого человеческого существа - осознать любовь. Любовь не в другом, а в нас самих и мы сами ее в себе пробуждаем. А вот для того, чтобы ее пробудить, и нужен этот другой. Вселенная обретает смысл лишь в том случае, если нам есть с кем поделиться нашими чувствами.

Будь у меня волшебный шелк чудесный,
Расшитый золотом лучей и ночи тенью,
И дымкой облаков, и синевой небесной,
Его бы я тогда без сожаленья
Перед тобой на землю бросить мог,
Чтоб ты своих не замочила ног.
Но я богатств подобных не имею.
Мечты мои - вот все, чем я владею.
Изволь - я брошу их к твоим ногам.
Но ради бога, ставь стопу нежнее:
Ведь ты ступаешь по моим мечтам...





Я слышу топот Темных вороногривых Коней --
Их глаза мерцают белесо, копыта их тяжелы;
Север над ними стелет полог ползучей мглы,
Восток затаил восторг рассветных огней,
Запад отходит, вздыхая бледной росой,
Юг рассыпает пламень пурпурных роз;
О, суета Желаний, Снов, Надежд и Грез!
Кони Беды вонзают копыта в тяжкий песок.
Любимая! Не смотри. Пусть сердце твое стучит
О сердце мое, и груди волос коснется волна,
Уединенье любви скрывая в сумерках сна,
Скрыв их черные гривы и грохот копыт.

***

Хочу, дорогая, чтобы белыми птицами мы были на пене моря!
Еще не погаснув, нас утомил огонь метеора;
Пламя вечерней звезды голубой, что уронил небосвод,
В наших сердцах пробудил печаль, которая не умрет.
Усталость исходит от этих мечтателей в росах: роз и лилий;
Мечтай, дорогая, не об огне метеора, что гаснет, или
Огне голубой звезды, что росам дарит искры своей красоты:
Хочу, чтобы мы превратились в белых птиц на вспененных волнах:
я и ты!
Меня осаждают призраки бесчисленных островов и берега
Данаана,
Где Время забудет нас и грусть не будет грозить непрестанно;
От лилий и роз, и дразнящих огней мы были бы там далеки,
Мы плыли бы белыми птицами по пенному морю, как поплавки.

У одного короля была дочка, которую звали Милой.
Мила была тихая, кроткая девочка, и каждый, кто проходил мимо нее, говорил:
- Посмотрите, какие у ней добрые голубые глазки, розовое личико и чудные волосы, они сами вьются локонами, и вся она точно херувимчик с вербочки.
Мила крепко любила своего доброго отца, а матери у ней не было. Она умерла, когда Мила была еще очень маленькой.

Вскоре король женился на другой и сказал Миле, чтобы она любила и ласкала новую королеву, как родную мать. Но королева не полюбила Милу. Она не полюбила ее за то, что все любовались на нее и говорили при этом, что Мила не ее дочь. Она не полюбила ее и за то, что царь всегда ласкал и целовал, и называл ее: моя дорогая, ненаглядная крошка!
По вечерам, когда закатывалось румяное солнце и король с королевой и с Милой сидели на большой террасе в саду перед светлым прудом, на котором плавал белый лебедь,король говорил:
- Спой мне, милая крошка, мою любимую песню.
И Мила пела тонким, серебристым голоском:


По синему озеру Лебедь плывет,
Лебедь, мой Лебедь, серебряный Лебедь,
И звонко он чудную песню поет.
Он песню поет о свободе святой,
Поет о далеких родимых водах,
Поет о блестящих и ясных звездах.
А воды и рощи полны тишиной,
И светлая зорька горит над водой...

И когда Мила пела, то Лебедь подплывал и слушал песню а царица ворчала и говорила, что в этой глупой песне нет ни складу, ни ладу.

Что бы ни сделала Мила, что бы ни сказала,королева за все про все ее бранила, а иногда и колотила. Она не давала ей есть по целым дням и спать по ночам.
- Отчего ты худеешь, моя дорогая Мила? - спрашивал король.
- Оттого, что крепко люблю тебя, мой милый тату! - И она со слезами целовала его.

У королевы был стремянной, который ездил с нею на охоту. Он был рыжий, горбатый и кривоглазый. Раз мачеха позвала его и сказала:
- Дрянная девчонка, царская дочка, мне не дает спокойно ни пить, ни есть, ни спать. Пока она жива, мне жизнь не в жизнь. Сослужи мне службу верную, и я тебя не забуду... Возьми ты хорошенькую змейку, тихоню Милу, что приколдовала к себе сердце царево, посади ее в мешок и брось в глубокий пруд на дно: пусть она там лежит и поет свою глупую песню про белого Лебедя.
И стремянной прокрался ночью в комнату Милы, схватил ее с ее постельки, зажал ей рот, чтобы она не кричала, опустил в мешок, завязал его и бросил в пруд. Все кругом спали. Не спал только один Лебедь. Он все видел, и как только стремянной бросил Милу в воду, он нырнул и схватил мешок. Потом он вытащил его на берег и расклевал веревки. Тогда Мила вышла из мешка, и он сказал ей:
- Садись скорей на меня и полетим далеко-далеко за сине море, на Зеленый Бархатный остров, а здесь злая королева непременно зарежет тебя или отравит.
- Ах, - сказала Мила, - я охотно бы улетела, но как же я оставлю моего дорогого тату! Он умрет без меня с тоски.
- Э, нет! - сказал Лебедь, - он потоскует и забудет. Притом твоя мачеха, когда не будет тебя здесь, помирится с ним, и они будут жить счастливо.

Тогда Мила встала на колени и поклонилась в ту сторону, где была спальня отца.
- Прощай, мой милый тату, - сказала она. - Спи спокойно, с богом... Забудь скорей свою дочку и будь, дорогой мой, счастлив, а я никогда, никогда тебя не забуду!
Потом она горько заплакала и села на Лебедя, обхватив ручками его шею, а Лебедь широко взмахнул белыми крыльями, громко закричал на прощанье и полетел с нею далеко-далеко...





Продолжение следует====>

запись создана: 21.09.2007 в 01:55

Ну каким ты владеешь секретом?
Чем взяла меня и когда?
Но с тобой я всегда, всегда,
Днем и ночью, зимой и летом!

Площадями ль иду большими
Иль за шумным сижу столом,
Стоит мне шепнуть твое имя —
И уже мы с тобой вдвоем.

Когда радуюсь или грущу я
И когда обиды терплю,
И в веселье тебя люблю я,
И в несчастье тебя люблю.
Даже если крепчайше сплю,
Все равно я тебя люблю!

Говорят, что дней круговерть
Настоящих чувств не тревожит.
Говорят, будто только смерть
Навсегда погасить их может.

Я не знаю последнего дня,
Но без громких скажу речей:
Смерть, конечно, сильней меня,
Но любви моей не сильней.

И когда этот час пробьет
И окончу я путь земной,
Знай: любовь моя не уйдет,
А останется тут, с тобой.

Подойдет без жалоб и слез
И незримо для глаз чужих,
Словно добрый и верный пес,
На колени положит нос
И свернется у ног твоих...

Если ты любишь, то всем существом –
Что б ни случилось, ты думать будешь
Не о себе, а всегда о нём –
Да, именно: прежде всего о нём,
О том, кого ты беспредельно любишь.

А он в этих случаях всей душою
И в буднях, и в радостях, и в борьбе,
Согласный всегда и во всём с тобою,
Тоже думает о себе...

Какие все обозлённые, мрачные... Понимаю.
Это ужасно - когда у вас нет человека, к которому стоит обращаться "душа моя".
Перед которым можно красоваться в новых платьях и самых лучших своих словах,
выгодно поворачиваться левым профилем и медленно улыбаться
улыбаться,запрокидывая голову,бесстыдно прикрывая глаза и выгибая спину,
проводить пальцами по шее и вообще все эти милые глупости.
с которым можно танцевать,заботясь не о "правильности", а лишь о перетекании движений,
о невидимом яблоке, что удерживается между телами,не падая и не давая прижаться к друг другу.
А потом оно всё-таки исчезает,но танцы всё продолжаются,до тех пор,
пока не останется только огонь сквозь веки. только аромат и два неотличимых дыхания...