Пою ту песнь, что ты любил, о жизнь моя,

чтоб ты приблизился и слушал, жизнь моя;

чтоб ты припомнил жизнь, -она была твоя,

пою я в сумерках, родная тень моя.



Я не хочу сейчас замолкнуть, жизнь моя.

Без крика моего как ты найдешь меня?

Что скажет обо мне вернее, жизнь моя?

Я та же, что была когда-то, жизнь моя.

Я не потеряна, не позабыта я.



Приди, приди ко мне под вечер, жизнь моя.

Приди, припомнив песнь, что раньше пела я.

Ты узнаешь ее, скажи мне, жизнь моя?

Ты имя не забыл, которым звал меня?



Что время для меня! Всегда я жду тебя.

Ты не страшись ночей, тумана и дождя.

Приди дорогою, а хочешь - через луг.

Где б ни был, позови меня, о жизнь моя,

и напрямик иди, иди ко мне, мой друг!




Так хочет Бог



I



Земля станет мачехой, если

предаст и продаст мою душу

душа твоя. Вздрогнут от горя

и воздух, и море, и суша.

Меня в союзники взял ты --

прекрасней вселенная стала.

Шиповник стоял с нами рядом,

когда у нас слов не стало,

и любовь, как этот шиповник,

ароматом нас пронизала.



Но землю покроют гадюки,

если ты предашь мою душу;

не спев колыбельной сыну,

молчанья я не нарушу;

погаснет Христос в моем сердце,

и дверь, за которой живу я,

сломает нищему руку

и вытолкнет вон слепую.





II



Когда ты целуешь другую,

я это слышу и знаю;

глубокие гроты глухо

твои слова повторяют;

в лесу, на глухих тропинках

твои следы под росою, и я, оленем по следу,

в горах иду за тобою.

Лицо той, кого ты любишь,

в облаках встает надо мною.

Беги, как вор, в подземелья,

ищи с ней вместе покоя,

но лицо ее ты поднимешь, -

мое в слезах пред тобою.





III



Бог тебе земли не оставит,

если ходишь ты не со мною;

бог не хочет, чтоб пил ты воду,

если я не стою над водою;

он заснуть тебе не позволит,

если день ты провел с другою.





IV



Уйдешь - на твоей дороге

даже мох мне душу изранит;

но жажда и голод в долинах

и в горах от тебя не отстанут;

везде над тобой мои язвы

кровавым закатом встанут.



С языка мое имя рвется,

хоть другую ты окликаешь;

я, как соль, впилась в твое горло,

как забыть ее, ты не знаешь;

ненавидя, славя, тоскуя,

лишь ко мне одной ты взываешь.





V



Если ты умрешь на чужбине,

то, с протянутою рукою,

собирая в нее мои слезы,

десять лет пролежишь под землею,

и будет дрожать твое тело

в тоске, как в ветре колосья,

покуда костей моих пепел

в лицо твое люди не бросят.





***

Сонеты смерти





1



В стене бетонной ложе ледяное

не для тебя, и я исправлю это:

ты будешь ждать свидания со мною

среди травы, и шелеста, и света.



Я уложу тебя в иной постели,

мое дитя, продрогшее в темнице,

и станет пухом, мягче колыбели,

тебе земля, в которой сладко спится.



С пыльцою роз смешаю комья глины,

покуда лунный столп вверху дымится,

и, впредь не зная ревности и страха,



вернусь к тебе, счастливой и безвинной:

ведь как моим соперницам не биться -

моя и только эта горстка праха!







2



Но будет день с такой ломотой в теле,

что мне душа шепнет на полпути:

как розовые тропы надоели,

как не к лицу с веселыми идти!



Еще одна захлопнется темница,

ударит заступ, глина упадет...

И нам придет пора наговориться

взахлеб и вволю, вечность напролет!



Наедине с тобой в глухой пустыне

открою, отчего, не кончив круга,

в расцвете сил ты лег в земную твердь.



И станет явным тайное доныне:

нас небо сотворило друг для друга

и, уходя к другой, ты выбрал смерть.





3



Злые руки к тебе протянулись в тот горестный миг,

и застыли в печали созвездья, когда ради муки

ты покинул навек беломраморных лилий цветник.

Для чего ты отдал свое сердце в недобрые руки?..



И взмолилась я: "Смилуйся, Господи, гибнет мой друг

на неверной стезе. Провожатый не знает дороги.

Или вырви его из коварных губительных рук,

или в сон погрузи, подводящий земные итоги.



Ни окликнуть его, ни его удержать не могу -

черный ветер морей прямо в бурю уносит челнок.



Не вернешь его мне -- пусть достанется мертвой воде!"



Тонет розовый челн, беззащитно кренясь на бегу...



Разве тот не любил, кто и жалость в себе превозмог?

Ты, Всевышний, меня оправдаешь на Страшном Суде!



***



Верую в сердце мое, в эту ветку душистую, -

Дышит Господь на нее и колышет в тени,

Жизнь наполняет дыханьем любви, и становятся

Благословенными дни.



Верую в сердце мое, ничего не просящее,

Ибо в мечтанье причастно оно высоте,

И обнимает властительно все мирозданье

В этой высокой мечте.





Верую в сердце мое, наделенное трепетом, -

Ведь вразумил его Тот, кто волнует моря,

Вот и живет оно первоначальною музыкой,

Ритмы прибоя творя...



***



С ним я встретилась на тропинке,

Речка спящая не пробудилась,

Не раскрыл шиповник бутоны,

А душа моя вдруг раскрылась, -

И у женщины потрясенной

Все лицо залито слезами!



Шел и нес на губах веселых

Он свою беспечную песню.

А взглянул, и мне показалась

Песня глубже глуби небесной,

А тропинка мне показалась

Странной, словно во сне бессвязном, -

Неспроста на рассвете алмазном

Все лицо залито слезами!



Напевая, прошел он дальше

И унес мой восторг с собою...

Цвет шалфея на стал синее,

Не вознесся в небо с мольбою.

Ну и пусть! Ведь воздух пронизан

Потрясенной моей душою.

Хоть меня и никто не унизил,

Все лицо залито слезами...



***

О как твой взгляд меня преображает! -

Лицо сияет, как в росе травинки.

Меня тростник высокий не узнает,

Когда к реке спущусь я по тропинке.



Стыжусь себя: остры мои колени,

Надломлен голос, рот сведен тоскою.

Пришел ты -- и себя я на мгновенье

Почувствовала жалкой и нагою.



Не встретил бы и камня ты сегодня

Бесцветнее, чем женщина вот эта,

Которую заметил ты и поднял,

Увидев взгляд ее, лишенный света.



Нет, я о счастье -- никому ни слова,

Нет, не поймут идущие по лугу,

Что так разгладило мой лоб суровый

И что за дрожь пронизывает руку.



Трава росу ночную пьет стыдливо,

Целуй! Смотри, -- не отрываясь, нежно!

А я наутро буду так красива,

Что удивлю собой тростник прибрежный.



***

Я забыла, что в прах обратились

твои легкокрылые ноги,

и вышла, как в лучшие дни,

навстречу тебе по дороге.



Прошла по долине с песней,

но голос мой надломился.

Вечер свой кубок со светом

опрокинул, а ты не явился.



Осыпался понемногу

мак солнца, от зноя сгорая;

бахрома тумана над полем;

а я одна... все одна я.



Сухого дерева руки

трещат на ветру, коченея.

И в страхе я позвала:

"Любимый, приди скорее!



Мне страшно, и я люблю,

приди скорее, любимый!"

Все гуще ночь становилась,

а бред мой - неудержимей.



Я забыла, что стал ты глух

к моему безумному зову;

я забыла твою немоту

и цвет белизны свинцовой,



большие глаза, которым

открылось высшее знанье,

твою неподвижную руку, -

ты мне ее не протянешь.



Асфальт свой ночь разлила,

как лужу. Над полем крылья

со страшным шелестом шелка

пронес предсказатель - филин.



Я звать тебя больше не буду,

ты свой день на земле отработал;

все идут мои ноги босые,

отдыхаешь ты от заботы.



Зачем по дороге пустынной,

на свиданье с тобой бежать мне?

Не станет плотью твой призрак

в моих раскрытых объятьях.