Людям моложе ста двух лет свойственна вера в "необыкновенную встречу". Без этой веры можно было бы умереть от скуки. Идет по улице человек. Упал и умер. Все думают — он от инсульта. А он — от скуки.

***

Человек — не тот, кто он есть на самом деле, а тот, кем он мечтал стать. Просто в силу тех или иных причин часто что-то не получается в жизни. А вот встретишь незнакомого человека — и ничего он о тебе не знает, и ты можешь держать себя с ним так, будто все у тебя вышло. С незнакомыми людьми легко.

***

Вы знаете, я заметила, есть какой-то закон: если плачешь, всегда потом будешь смеяться. И наоборот. Вот однажды я плакала два дня подряд. Мне это так надоело. И вот на третий день я решила: буду смеяться — и все! И целый день ходила и смеялась сквозь слезы, как идиотка...

***

Хорошо бы все люди лет на пять замолчали. Вот тогда у всех-всех слов появился бы снова большой смысл. Непонятно? Вот когда я думаю — понятно, а говорить не умею.

***

Знаешь, жалко, что кончилось детство. Это все-таки самое лучшее. (Смеется.) Странно. Я вот откалываю какие-то дикие номера. Но это самый дикий. Моя мама мне всегда говорит: "Худая, худой и останешься. Потому что злая и сумасшедшая".

***

ОН. Кому ты несла вчера букет?

ОНА. Цветочки, да? (Засмеялась.) Одной личности. Мы с ним живем в одном доме. Он был "моя первая любовь". Все уже давно кончилось, а я всегда посылаю ему цветы в день рождения. И он не знает, от кого. (Засмеялась.) Ловко? (Вдруг встревоженно, как заклинание.) Я люблю тебя, люблю, люблю. А ты меня любишь?

ОН. Знаешь, не надо все время говорить это слово. Надо быть сдержанной.

Молчание.

Наташка?.. Ты что?.. Ты плачешь?

ОНА (спокойно). Что ты. Я редко плачу. Я обычно сдержанная.


***

Вот с тобой я отчего-то дура. А без тебя — я столько хочу тебе рассказать.

***
Боишься. Тогда ты тоже боялась. Я помню, как мы с тобой тогда горели... над степью... Ты ужасно боялась — и никто этого не заметил. Ты улыбалась — ты умеешь скрывать страх.

***
Время стекает со стрелок часов,
А часы все бормочут насмешливо.

Дальше я еще не сочинил. Там будет кусок о нежности. Нежность. Ее все время стыдятся. Ее прячут далеко в боковой карман. И вынимают в одиночестве по вечерам. Чтобы посмотреть, как она истрепана за день — наша нежность. И еще о смерти... "Не бойтесь смерти. Смерть, — это так, добродушный сторож в парке, который сгоняет со скамеек засидевшихся влюбленных. А они не хотят уходить, а смерть все причитает надоевшим голосом: "Попрошу на выход, закрывается". Это будет лучшая песня в СССР. Я ее сочиню для тебя.

***

НАТАША. Понимаешь, нам было очень легко... сначала... за это нужно расплачиваться. Дальше нам будет все тяжелее, тяжелее... потому что я хочу уважения. А я его, в общем, не заслужила... а я его хочу... потому что... ну я... я хорошо к тебе отношусь. Если бы я хуже относилась... я бы могла...

Молчание.

А сегодня я точно поняла... ты никогда не будешь... так ко мне относиться, как я хочу. Я всегда буду, в общем, чуть-чуть случайной...

ЕВДОКИМОВ. Ты дурочка... "в общем"...

НАТАША. Ну вот, мы так все время: "Дурак, дурочка...", и больше ничего не можем сказать.

***
Затемнения голос радиодиктора, объявляющий остановки: "Станция "Ботанический сад", следующая
станция "Новослободская". Стук колес. Вагон метро. ЕВДОКИМОВ и НАТАША.
Они стоят в пустом углу вагона. Молчат.


РАДИО. "Новослободская"... Следующая станция "Белорусская".

ЕВДОКИМОВ. Тебе на следующей.

НАТАША. Спасибо.


Стук колес.


ЕВДОКИМОВ. Ну прощай.

НАТАША. Прощай. Я хочу напоследок дать тебе один совет.

ЕВДОКИМОВ (сухо). Не надо никаких советов.


Молчание. Стук колес.


НАТАША. Я все-таки дам. Не будь никогда таким самоуверенным.


Она засмеялась презрительно, даже зло. Он посмотрел на нее. В глаза.


РАДИО. Станция "Белорусская".

ЕВДОКИМОВ. Ты наврала, да?!

НАТАША. Дурак! (Хотела пройти к дверям.)

ЕВДОКИМОВ (загородил ей дорогу). Наврала, да?

НАТАША. Пусти! Пусти!..

ЕВДОКИМОВ (счастливо). Ты все наврала!


Стук захлопнувшихся дверей.


РАДИО. Следующая станция "Краснопресненская".

НАТАША. Пусти.

ЕВДОКИМОВ. Наврала!

НАТАША. А я дура! Я поклялась не говорить тебе ничего! Если ты в это поверишь.

ЕВДОКИМОВ. Наврала!

НАТАША. Ух, какая я глупая, что сказала! Пусти меня.

ЕВДОКИМОВ. Не пущу.

НАТАША (с ненавистью). А он поверил! Пусти меня!

ЕВДОКИМОВ. Не пущу

НАТАША. Как же ты мог. Какой же ты гад! Если ты мог сразу поверить, что я... Отпусти меня!..

ЕВДОКИМОВ. Послушай...

НАТАША. Как же ты ко мне относишься! (С ненавистъю.) Ух ты-ы!!

РАДИО. Станция "Краснопресненская". Следующая станция "Киевская".

НАТАША. Я ненавижу тебя! Я уйду!

ЕВДОКИМОВ. Нет.


Стук захлопнувшихся дверей. Вновь стук колес. Рядом с ними становится ЩЕГОЛЕВАТЫЙ ГРАЖДАНИН.


ЩЕГОЛЕВАТЫЙ. Кажется, ясно тебе, уважаемый, не хочет тебя девушка видеть.

ЕВДОКИМОВ. Идите... пока я...

ЩЕГОЛЕВАТЫЙ. Не беспокойтесь, девушка...

НАТАША (невероятно зло). А я, между прочим, не прошу вас вмешиваться!


ЩЕГОЛЕВАТЫЙ пожал плечами: ненормальные. И отошел.


НАТАША (в порыве самоунижения.). Неужели у тебя реле не сработало, что ты для меня такое!.. Ну пусти! Пусти меня сейчас же!!


ЕВДОКИМОВ кладет ей руку на плечо.


Не трогай! Я не хочу! Пусти меня. Ну я сказала, я не хочу тебя больше видеть!

РАДИО. Станция "Киевская".

НАТАША. Пусти меня — я выйду.

ЕВДОКИМОВ. Я сказал — не выйдешь.

НАТАША. А еще хорохорился: я не ревную! Работа!.. А сам сидел весь красный, пятнами покрывался! Придумываешь ты из себя что-то, тоже сверхчеловек нашелся!.. Ну отпусти меня, ну я не хочу с тобой быть.

ЕВДОКИМОВ. Ну что ты... Ну не плачь... Не надо.

НАТАША. А я не плачу.

ЕВДОКИМОВ. Ну, перестань, Наташка.

НАТАША (сквозь слезы). А еще говорил... А сам...

ЕВДОКИМОВ. Ну не плачь, милая.

НАТАША. Я не плачу. А еще говорил: я твой друг... Какой ты мне друг, если ты так, с ходу поверил.

ЕВДОКИМОВ. Успокойся.

НАТАША. Над другими смеешься. А сам смешнее всех. В миллион раз! Вот в миллион миллионов раз!

ЕВДОКИМОВ. Ты хочешь сказать, в миллиард?

НАТАША. Все равно я с тобой не пойду никуда! И песня мне твоя не нужна. Ну пусти меня... Ну...

ЕВДОКИМОВ. Только ты не плачь.

РАДИО. Следующая станция "Добрынинская".

НАТАША. Убери, пожалуйста, свои руки. Я не хочу, чтобы ты ко мне прикасался... Интересно, когда я придумывала эту шутку... вот точно знала, что ты в нее поверишь! Все боялась и знала!

ЕВДОКИМОВ. И ты ни с кем не целовалась?

НАТАША (почти срадостью). Целовалась!

ЕВДОКИМОВ. Врешь.

НАТАША. Клянусь!

ЕВДОКИМОВ. С кем?

НАТАША. С летчиком!

ЕВДОКИМОВ. Зачем?

НАТАША. Нужно было!

ЕВДОКИМОВ. Зачем нужно было?

НАТАША. Этого ты не поймешь! За тысячу лет! Потому что ты эгоист! Понятно? Я его поцеловала... за то, что он человек. Мы с ним два раза горели! Он — человек!.. И те, с кем мы горели, — тоже были люди! Я их привязала ремнями, и они сидели тихие, как огурчики! (В порыве уничтожения.) Все люди! Один ты эгоист! Отпусти меня!

ЕВДОКИМОВ. Нет. А я ремнями никогда не привязываюсь в самолетах. Ясно?

НАТАША. Думаешь, смелый? Вот когда-нибудь тебя так шлепнет — ух! (Даже засмеялась отярости.) Пусти!

ЕВДОКИМОВ. Ладно. Буду привязываться ремнями.

НАТАША. Не смешно.

ЕВДОКИМОВ. Наташка, посмотри на меня.

НАТАША. Не хочу я на тебя смотреть. И откуда ты такой появился?

РАДИО. Следующая станция "Октябрьская"... Следующая станция "Курская"... Следующая станция

"Комсомольская"...

НАТАША (она немного отошла). Целое кругосветное путешествие.

ЕВДОКИМОВ. Может, выйдем?

НАТАША (глядя на часы). Нет, почти ничего не осталось... Знаешь, я ужасно проголодалась от всех этих объяснений. Ненавижу объяснения...

ЕВДОКИМОВ. Ты хочешь уйти?

НАТАША. Нет... У меня вчера была зарплата. Хочу пригласить любимого мужчину в ресторан.

ЕВДОКИМОВ. Спасибо.

НАТАША. Хорошо быть мужчиной. Я бы, наверное, десять лет жизни отдала... чтобы быть мужчиной!

***

НАТАША. Нет, нет, я не буду плакать. Я — все...
Скажи только одну вещь: ну зачем я тебе нужна? Ведь тебе никто не нужен! Ты сам сильный!

ЕВДОКИМОВ (вытирая ей лицо). Ну что ты, Наташка.

НАТАША. Молчи. Я все равно буду плакать, наверное... Просто есть дни, когда все время плачешь. Глаза на мокром месте.

РАДИО. Бортпроводницу Александрову Наталью Федоровну просят пройти к самолету.

НАТАША. Дай я хоть немного попудрюсь. Что-то я вообще сегодня несдержанная. Опять погорела выдержка. (Вдруг.) Поцелуй меня... еще... еще, ладно?

ЕВДОКИМОВ (целует ее в мокрое лицо и шепчет). У тебя невероятные волосы. Я каждый раз удивляюсь, какие у тебя волосы.

НАТАША. Тихо, Эла, тихо... На нас все время смотрят.

ЕВДОКИМОВ. Пусть смотрят. (Опять шепчет какую-то чепуху.) На нас целый день смотрят. На нас всю жизнь смотрят... У тебя абсолютно золотые волосы.

НАТАША. Да, у меня лучшие волосы в СССР.

ЕВДОКИМОВ. Я напишу стихи о твоих волосах. Сентиментальные стихи о твоих волосах.

НАТАША (счастливо). Выдержка, Эла, выдержка...

***

ЕВДОКИМОВ (Наташе). Чего ты сидишь?

НАТАША. А что мне делать?

ЕВДОКИМОВ. Танцевать. Или, может, пойдешь поцелуешь его, как того летчика?

НАТАША. Вообще, надо бы.

ЕВДОКИМОВ. Слушай, серьезно, ты шизофреничка?

НАТАША. Ты знаешь, Эла, я на тебя не обижаюсь. Тебе все это очень трудно понять. У тебя всегда было в жизни все... не плохо. А вот у него — не вышло. Не все люди такие сильные, как ты... Но с возрастом, наверное, у всех появляется потребность уважать себя. У него — тоже... Я не понимаю, о чем он вас просил. Но он просил. А ты на него плюнул.

ЕВДОКИМОВ. Закончила, да?

НАТАША. Ну что с тобой говорить? В тебе есть один... дефект: ты совершенно, ну ни капельки не умеешь жалеть людей. Это потому, что тебя еще ни разу не трахнуло в жизни. Вот когда-нибудь разочек трахнет... и ты сразу станешь все понимать.

ЕВДОКИМОВ. Так как же насчет поцелуя?

НАТАША. Какой ты дурачок сейчас.

***
Я больше не могу так... Я все думаю... и реву... Ты молчи, молчи... Я каждое утро с тобой разговариваю. Вот проснусь и спорю с тобой, как идиотка. Ты только молчи. Все как надо. Так и должно было быть. И всегда ты обо мне бог знает что будешь думать. И правильно! Девчонка, с которой ты познакомился в кафе... А! Это невозможно. Ты не имеешь права обо мне так думать! Потому что... Элка — мой, мой, мой. Я люблю тебя. Я немыслимо... я даже не знала, что так можно... Элка, я хочу... Я не виновата! Откуда я знала, что я тургеневская барышня! А ты все равно будешь на меня так смотреть! Потому что... Ты молчи, молчи... Это нам — за все...

***
После смерти Наташи.

ГОЛОС ЕВДОКИМОВА. Так не бывает.

ЕЕ ГОЛОС. Бывает, Эла.

— Я даже не подарил тебе цветов. Но ты и не хотела.

— Я очень хотела.

— А моя подушка пахнет твоими волосами. Когда мы заканчивали опыт, я все время об этом вспоминал.

— Смени наволочку — вот и все. Потрясающе, что у тебя вышел опыт. Девушка будет тобой гордиться. (Смех.)

— Я все время слышу твой смех. У тебя невероятный смех.

— Лучший смех в СССР.

— Было очень страшно?

— Да... Когда пошел дым, все туристы повскакивали. Это тебе не геологи, тихие, как огурчики. Я их успокаивала... И забыла слово по-английски. И все вспоминала... и потом... А!

— Я идиот. Все было не так!

— Все было так. Я ни о чем не жалею.

— Ты была такая грустная в парадном.

— Я была счастливая. Ты знаешь, я просто сдерживалась, чтобы не заорать от счастья, потому что я поняла, что ты меня вправду любишь.

— Нет, так нельзя! Так не бывает!

— Выдержка, Эла. Главное, выдержка! По-английски выдержка — это...