Не понимаю, Господи, как же так?
На полпути к бумаге горят слова
Писем и песен. Сердце со мной не в такт,
Губы спеклись в желании целовать
Пальцы, запястья, пламя твоей свечи,
Воздух холодной кельи (зима, Бретань).
Не отвечаешь, милый? Ну что ж, молчи,
Глупо тревожить призраки старых ран.
Стены темницы круто уходят ввысь,
Крылья надежно втоптаны в грязный лед.
Нет, про любовь ни слова, mon cher, не злись,
Ты за двоих на смерть осудил ее.
Мутный осадок счастья на дне души
Тысячу раз процежен, да все не впрок.
Я разучилась плакать, дышать и жить…
Слышишь? Молюсь во Имя твое, мой Бог.
Изречения Элоизы:
Душа моя была не со мной, а с тобой. Даже и теперь, если она не с тобой, то её нет нигде.Я никогда ничего не искала в тебе кроме тебя самого.Напрасно я буду ожидать от тебя щедрости на деле, если буду подозревать, что ты скуп на слова.Не считай меня здоровой и не лишай меня милости исцеления. Не думай, что я сильна, и не дай мне погибнуть раньше, чем успеешь поддержать меня в моём падении.Если бы у судьбы ещё и осталась какая-нибудь стрела, то она не нашла бы на мне места для новой раны.Скорбь о нашей погибели будет столь же велика, сколь велика была наша любовь.Над раскрытыми книгами больше звучали слова о любви, чем об учении; больше было поцелуев, чем мудрых изречений; чаще руки тянулись к груди, чем к книгам...( Абеляр о своих занятиях с Элоизой)читать дальше
Ему было двадцать лет, когда он приехал из Нанта в Париж, чтобы покорить его "силой своего разума". Звали юношу Пьер Абеляр, и было это в 1100 году. Другие молодые люди в то время готовились отправиться в крестовый поход, чтобы освободить Святую Землю - Иерусалим - от неверных, а он, снедаемый тщеславием, решил стать знаменитым и прославиться на ином поприще. Но как этого можно было тогда достичь, если не ратными подвигами? Иной путь к славе пролегал через церковь. А оружие, которое ему поможет, - дисциплина дисциплин -диалектика. Она подразумевала умение вести спор посредством вопросов и ответов, считалась наукой о мнениях. Ему тем легче будет использовать ее, что у него все признают талант ритора, он, как никто, владеет искусством вести диспут. И вообще диалектикой он занимался, как другие искусством владения мечом. На этом настаивал еще его отец, побуждая к усердным занятиям. Иначе говоря, не карьера рыцаря, воина, а светское образование было его целью. Но тут вмешалось противоречие, которое в ту пору, правда, еще только начинало открыто являть себя миру, однако все явственнее ощущалось в обществе. Это противоречие между удовольствиями, к которым всю жизнь тянулись рыцари, и благочестием, которое овладевало ими по мере приближения смерти. То есть конфликт между разумом и верой, природой и благодатью, плотской любовью и любовью божественной. Наступала эпоха Возрождения с ее культом человека, проповедью гуманизма, любви и красоты.
Париж, куда прибыл Абеляр, был крохотным средневековым городком, расположенным посреди Сены на островке Сите. Один мост связывал островок с правым берегом, за которым простирались поля, другой вел на левый берег. Тут тянулся квартал, где главенствовал латинский язык и проживало несколько тысяч студентов со всех концов Европы. Город уже в ту пору являлся духовным центром цивилизованного мира.
На островке, рядом с римской базиликой Нотр-Дам, находилась монашеская школа. Во главе ее стоял Гийом де Шампо - в свои тридцать лет знаменитый профессор. Он благосклонно встретил нового ученика, сразу отметив в Абеляре талант к наукам и особенно способность ясно и доходчиво излагать самые запутанные вопросы. К тому же новый ученик владел искусством вести диспут, красотой слова и обладал неотразимым личным обаянием.
Скоро ученик превзошел учителя. В спорах на религиозные темы, которые они публично вели, юный Абеляр часто одерживал верх. Силой логических рассуждений он загонял в угол своего профессора. Кончилось тем, что тот оставил школу и ее возглавил молодой Абеляр. Слава его гремела, число учеников росло, и каждый платил немалые деньги за обучение.
Страждущих познать истину из уст Абеляра привлекало прежде всего рациональное, без начетничества и излишней схоластики преподавание. Некоторыми это воспринималось чуть ли не как сокрушение церковных догм. Тем больше было желающих прослушать курс теологии у знаменитого учителя.
Вскоре руководителя школы назначили каноником церкви Нотр-Дам. Таким образом Абеляр стал клириком, то есть посвящен в духовный сан. Ему предписано было носить черные церковные одежды. Но так как он не был рукоположен в священники, то мог жениться. Однако, если бы он воспользовался этой возможностью, его церковная карьера могла бы задержаться. Ведь за полвека до этого на Латернском церковном соборе было принято постановление о соблюдении целибата, то есть безбрачия. Цель запрета была в том, чтобы духовенство не отвлекалось семейными заботами от борьбы за укрепление авторитета церкви. Несмотря на это, многие священники и даже епископы имели жен и любовниц.
Абеляр не помышлял о женитьбе, и, хотя женщины его обожали, он, как говорили, не удостаивал их взглядом. Был всецело поглощен делами школы. Из ее стен, кстати говоря, вышли многие прелаты - один папа, девятнадцать кардиналов и более пятидесяти епископов.
Блестяще образованный, красивый, богатый и знатный, Абеляр был полон высокомерия, которое являлось его главным грехом. Так он прожил до тридцати восьми лет и, по его словам, не имел связей с женщинами.
И вот, достигнув вершин славы как философ и теолог, он решил вкусить радостей мирской жизни. Все люди, рассуждал он, в то или иное время должны заплатить дань любви. Безнадежно и тщетно пытаться избежать ее. Он был философом, однако тираническая власть любви одержала над его разумом триумфальную победу. Мудрость уступила чувству. Его выбор пал на племянницу знакомого ему каноника Фульбера. Девушку звали Элоиза, и было ей семнадцать. Она жила с дядюшкой на территории монастыря Нотр-Дам. О ее отце и матери мало что известно. Как и то, почему она жила с дядюшкой. Кое-кто будет утверждать, что он и был ее настоящим отцом.
По тем временам Элоиза была прекрасно образована, знала латинский, греческий и древнееврейский языки, римских классиков. Как и Абеляр, особенно почитала Овидия, его "Искусство любви" и "Метаморфозы". Эрудиция сделала ее известной далеко за пределами острова Сите и даже, как будет утверждать Абеляр, - по всей Франции. Все это, как говорится, хорошо, но еще не повод, чтобы влюбиться. Впрочем, делая свой выбор, Абеляр в первую очередь руководствовался расчетом. Хотя, надо думать, то обстоятельство, что Элоиза обладала удивительной красотой, несравненной статью и соблазнительными формами, тоже сыграло не последнюю роль в этом выборе. "С физической стороны, - говорит сам Абеляр, - она была неплохо сложена". Обладала изысканным шармом, который привлекает сердца влюбленных.
В чем же заключался расчет Абеляра? Его план не назовешь иначе, как коварным. Он состоял в том, чтобы проникнуть в дом каноника и соблазнить его племянницу. Абеляр знал, что в доме дяди Элоизы пустует несколько комнат, он предложил ему: он, Пьер Абеляр, будет жить у него в доме, бесплатно питаться, а взамен станет заниматься с Элоизой. Предложение показалось Фульберу не только лестным, но и выгодным. Не стала возражать и девушка... Она давно заметила красивого каноника и, как признается позже, всякий раз при встрече с ним вспыхивала краской. Короче, она с радостью согласилась брать уроки у столь знаменитого преподавателя. Доволен был и дядюшка Фульбер. Он всецело доверился Абеляру, отдав племянницу на попечение человека, известного своей целомудренной репутацией. Согласился, чтобы тот давал уроки Элоизе в любое время после основных своих занятий в школе. Более того, сам предложил строго наказывать девушку за неподчинение и леность.
Такая наивная готовность старика вручить нежную овечку голодному волку вполне устроила Абеляра, хотя, честно говоря, и поразила. Но возражать он не стал. Что было дальше, не трудно представить. "Сначала, - признается Абеляр, - нас соединила совместная жизнь в одном доме, а затем и общее чувство". Уединившись под предлогом занятий, они целиком отдавались любви. Книги лежали раскрытыми на столе, и над ними чаще звучали любовные признания, нежели ученые разговоры, больше было поцелуев, чем мудрых изречений; руки чаще блуждали по груди, чем по страницам учебника, а глаза охотнее отражали любовь, чем следили за написанным... Охваченные страстью, они не упустили ни одной из любовных ласк с добавлением и всего того необычного, что могла придумать любовь. Случалось, учитель даже бивал свою ученицу, но и эти удары в скором времени, как писал Абеляр, превратились в удовольствие и были приятнее любого бальзама. Так они прошли "через все фазы любви". Все, что только могла изобрести страсть, они вкусили сполна. И чем неизведаннее были для них эти радости, тем с большим восторгом они предавались им. Любовные игры разжигали чувственность. Охваченный сладострастием, Абеляр ни о чем другом не мог думать, как об Элоизе. Преподавание в школе, занятия науками отошли на второй план. Его лекции, всегда отличавшиеся красноречием, стали заурядными и скучными. Утомленный бессонными ночами, полными восторгов любви, Абеляр не мог уже работать над учеными трактатами. Теперь он предпочитал сочинять стихи, посвящая их Элоизе, и музыку к любовным песням. "Они были так приятны и словами, и напевом, что часто повторялись всеми", - свидетельствовала Элоиза, добавляя, что ее имя благодаря этому было у всех на устах (к сожалению, ни одного стиха до сих пор не обнаружено).
Перемену в поведении Абеляра, его охлаждение к лекциям заметили многие студенты, разгадав причину. По Парижу поползли слухи, и только Фульбер оставался в неведении. Наконец и он узнал истину, убедился в коварстве и лицемерии Абеляра. Однажды он застал любовников врасплох, как говорят французы "en flagrant de'lit", то есть на месте преступления. Они лежали в кровати, обнявшись, словно Венера и Марс. Какое страдание для дядюшки! Какой стыд для влюбленных! Соблазнитель был изгнан. Скандал, казалось, удалось замять. Но скоро Элоиза почувствовала, что должна стать матерью. Лично она восприняла это с великой радостью. Ведь она любила, а что может быть желаннее для женщины, чем родить ребенка от любимого.
Однажды ночью, когда Фульбер отсутствовал, Абеляр пробрался в комнату Элоизы, заставил ее нарядиться в мужской костюм и отвез ее в таком виде к своей сестре в Бретань. Здесь она и родила сына, которого назвали Астролябием. (По какой причине дали такое имя, осталось неясным.) С этого момента ребенок надолго исчезает из нашего рассказа и возникает лишь к его концу.
Между тем Фульбер был в ярости, едва не обезумел. Племянницу похитили, у нее - незаконнорожденный младенец, а любовник как ни в чем не бывало продолжает учить студентов и нисколько не скомпрометирован. И тогда он задумал отомстить. Прослышав об этом, Абеляр отправляется к канонику с визитом. Он умолял о прощении, пытался втолковать, что тот, кто испытал любовь, поймет его, достаточно вспомнить, в какую пучину со дня творения увлекали женщины самых великих людей в мире. Наконец, чтобы полностью успокоить и умиротворить Фульбера, выразил желание взять в жены ту, которую соблазнил. Но с одним условием: брак этот будет сохранен в тайне, чтобы не чернить репутацию Абеляра и не вредить его карьере.
Однако как сохранить в тайне церемонию бракосочетания? Наверняка о ней сразу же донесут начальству Абеляра. А потом над женатым философом, который принужден будет подчиняться капризам своей супруги, начнут потешаться студенты...
Как бы то ни было, Фульбера, похоже, предложение Абеляра устраивало. Однако неожиданно выразила сомнение в благих намерениях дяди Элоиза. Она убеждала Абеляра, что не таков ее дядюшка, чтобы его можно было умилостивить столь просто, предрекала возлюбленному большие неприятности. Ведь всегда существует опасность, что дядя проговорится. А потом (и это главное), такой брак унизит их обоих. Церковники проклянут, а коллеги и студенты будут сожалеть о том, что ученый, призванный дарить благо другим, попадет в зависимость от женщины и вынужден будет делить свое время между долгом преподавателя и колыбелью новорожденного. Но, скорее всего, брак, если о нем узнают, вообще закроет Абеляру дорогу к публичным выступлениям. Она напомнила слова апостола Павла о том, что супруги подчиняются терзаниям плоти и брак превращается в конце концов в позорное ярмо. Абеляра не убедили ее доводы. Тогда она напомнила ему слова Цицерона. Когда легат Гирций обратился к нему с просьбой о женитьбе, тот ответил отказом, объясняя это тем, что Гирций не сможет в равной степени совмещать заботы о супруге с занятиями философией. Но и тут Абеляр остался при своем мнении.
Возражая против вступления в брак с Абеляром, Элоиза и в мыслях не держала противиться их любовным отношениям. Для Абеляра было невыносимо даже подумать, что его Элоиза, которую он так пылко любил, может принадлежать кому-нибудь другому. Единственным средством навсегда удержать ее был брак. "Я сгорал от желания удержать ее возле себя навечно, ее, которую я любил превыше всего на свете", - признается он. Сохранив же свой с ней брак в тайне, он думал одним выстрелом убить двух зайцев - сберечь свою репутацию и удержать возле себя Элоизу.
В конце концов Элоиза подчинилась желанию Абеляра. Они оба возвратились из Бретани в Париж и тайно обвенчались в одной из церквей в присутствии дяди Элоизы и нескольких своих друзей. И также негласно разъезжались по домам, лишь время от времени тайком встречаясь. Для всех они оставались, как и прежде, неженатыми. Но такая ситуация уже не устраивала Фульбера. Тайная жена, рассуждал он, та же любовница. Нарушив уговор, он, как и предсказывала Элоиза, повсюду растрезвонил о браке племянницы с Абеляром.
Обстановка вокруг них настолько накалилась, что Абеляр вынужден был отправить Элоизу на время в женский монастырь, чтобы переждать, пока не утихнут пересуды. Здесь они продолжали встречаться и однажды, сгорая от желания, отдались друг другу прямо на полу в трапезной.
Исчезновение Элоизы еще больше разозлило Фульбера. Он решил, что все это происки Абеляра - этот сластолюбец не иначе как задумал избавиться от Элоизы навсегда. И Фульбер решил отомстить. У него родился дьявольский план. Вот как об этом рассказал сам Абеляр: "Однажды ночью, когда я спал в одной из комнат в глубине дома, подкупленный слуга впустил злоумышленников, и те предали меня мести, самой варварской и самой постыдной: они отрезали мне те части моего тела, которыми я совершил то, что они так оплакивали. Затем они бежали из дома".
Двое злоумышленников были схвачены, в том числе и тот самый продажный слуга. Его ослепили и кастрировали - кара, соответствующая преступлению. Был арестован и Фульбер, его осудили, конфисковали имущество, однако довольно скоро освободили, и здесь он исчезает со страниц нашей истории.
Наутро после того, как Абеляр был оскоплен, возле его дома собрался весь город. "Невозможно описать всеобщее удивление и потрясение, - пишет он, - слезы, плач, стенания, которые меня просто убивали. Мои ученики измучили меня своими причитаниями и рыданиями. Их сострадание ко мне было для меня куда более жестоким, чем моя несчастная рана. Я больше страдал от конфуза, чем от боли..." Куда теперь ему деваться? Как предстать перед людьми? На него теперь повсюду будут показывать пальцем, он станет для всех чудовищным посмешищем. Вспоминались слова Священного писания, которые хулили евнухов, "осуждая их перед Богом, не допуская на порог Храма, как гнусных и нечестивых людей". Даже при жертвоприношении запрещалось употреблять изувеченное животное, и прежде всего кастрированное, чтобы не нанести оскорбление Богу.
Стыд и смятение заставили Абеляра постричься в монахи. Ту же участь он уготовил и Элоизе, заставив и ее принять монашеский обет, принудив, в сущности, на добровольное заточение. Она безропотно согласилась. "Да будет на то твоя воля", - сказала она и охотно последовала за ним в "пламя адово".
Отныне он пребывал в одном из крупнейших аббатств Сен-Дени, она - в монастыре Аржантейль. Никакие уговоры друзей не изменили ее намерения утратить свободу на заре жизни и избежать "монашеского ярма". В ответ она приводила слова римской героини Корнелии, которая решила покончить с собой, узнав о смерти своего супруга Помпея: "О, мой благородный супруг, как мало пребывали мы в этом супружестве! Имела ли моя судьба право на столь светлую голову? Преступница, должна ли я была выйти за тебя замуж, чтобы навлечь на тебя несчастье? Прими же в качестве раскаяния мою кару, впереди которой я последую".
Направляясь к алтарю в Аржантейле и принимая из рук епископа благословенную мантию, она произносила слова, которые вдохновили английского поэта Александра Поупа на поэму "Послание Элоизы Абеляру", где есть такие строки:
Когда влеклась я к грозным алтарям,
Переступив права святые, то на тебя, супруг мой,
Все на тебя глаза мои глядели, отвратившись от Креста.
С тех пор на протяжении целых десяти лет разлученные злым роком влюбленные не виделись. Больше того, не переписывались. Абеляр даже не упомянул Элоизу в своей книге "История моих бедствий". Это, по существу, автобиография, ее создание относят к 1132-1136 годам.
Со временем Абеляр пришел в себя от физической и моральной раны, нанесенной ему, стал чуть ли не гордиться ею: вновь вернулся к занятиям философией, опять начал читать лекции студентам и принял решение стать "философом Божиим", как прежде он был философом "светским", когда "рука Божия" освободила его от желаний мирских.
СЕСТРА ВО ХРИСТЕ
Многие годы Абеляр провел в монашестве. Но испытания не оставили его. Тяжелым ударом стало осуждение его теологических взглядов на Суассонском соборе. В результате его вынудили сжечь уже написанный богословский трактат. Он становится в какой-то степени неугодным церковникам. Его заточают в монастырь, он бежит оттуда, его возвращают. Тогда он бежит на родину, в Бретань. Здесь, по его собственному выражению, чуть ли не на самом краю земли, он станет священником аббатства. "Я нашел тут варварскую землю... население грубое и дикое, а среди монахов царили обычаи и манеры жизни постыдной и разнузданной: они жили с наложницами и подростками". Его страдания и мытарства продолжались. "Дьявол обрушил на меня такое гонение, что я не нахожу себе места, где бы я мог успокоиться или даже просто жить; подобно проклятому Каину, я скитаюсь повсюду как беглец и бродяга". Его мучают страхи, он опасается насилия со стороны своих врагов, когда выходит за стены монастыря. Внутри же обители приходится сплошь и рядом терпеть жестокие и коварные козни духовных сынов, монахов, порученных ему, аббату, как их отцу. Опасения его были не напрасны. Не раз его пытались накормить отравленной едой (однажды ее по ошибке съел сопровождавший его монах и упал замертво), подбрасывали записки с угрозами, оскорбляли, подстерегали в темноте.
Но забыл ли он свою Элоизу? Изжил ли в душе чувство вины перед ней?
А она? После столь долгой разлуки Элоиза сохранила и свежесть своей любви к Абеляру, и неостывший жар плотских желаний. До Абеляра изредка доходили сведения о ней. Так он узнал в 1129 году, что монастырь, где Элоиза была аббатисой, закрыли и ей приходится искать новое пристанище для себя и своих монахинь. Он поспешил ей помочь устроиться в новом аббатстве, а вскоре и сам пожаловал туда. Так произошла их встреча после десяти лет разлуки. Однако визиты Абеляра вновь породили подозрения. Все решили, что плотская любовь Абеляра к супруге так и не покинула его. Ему ничего не оставалось, как с горечью воскликнуть: "Злоба моих врагов, вероятно, не пощадила бы и самого Христа!" Но главное было не в этом. Как раз наоборот: плотские желания, любовь умерли в искалеченном теле и ожесточенной душе Абеляра. Он уже мечтает не о славе в мире, а скорее о спасении Элоизы, но не как супруги, а как сестры во Христе. Он ищет славы Господней, как прежде с таким энтузиазмом искал славы личной. Пройдя через свое чистилище на земле, выйдя оттуда глубоко верующим человеком, он похоронил прошлое, которое не имело будущего. Просил Элоизу оставить его в покое и не тревожить воспоминаниями о минувшем счастье. В его книге, написанной в эти годы, все отчетливее начинают звучать иронические ноты по отношению к "земной славе", тщеславию и суете сует. Он заканчивает книгу словами: "Да исполнится воля твоя".
Книга "История моих бедствий" стала, как мы бы сейчас сказали, бестселлером. Ее рукописные копии расходились по стране. Один такой экземпляр попал в руки Элоизы. Прочитав, она написала Абеляру свое первое любовное послание - истинное эхо ее нежного голоса, крика души, который вот уже более восьми веков волнует и восхищает потомков.
Она пишет своему сеньору, супругу, брату, пишет как его служанка, сестра. Посетовав о его тягостном положении, переходит к своей горькой судьбе.
"Ты знаешь, мой возлюбленный, и знают все, что, теряя тебя, я утратила все... Только ты один можешь заставить меня не грустить, только ты можешь доставить мне радость и облегчение страданий. Ты единственный человек на свете, перед которым я чувствую настойчиво меня зовущий долг: ведь все твои желания я смиренно исполнила. Я не противоречила никогда ни единому твоему слову. Но во мне достало сил, чтобы не утратить и саму себя. Я сделала даже больше этого. Как удивительно! Моя любовь превратилась в истинный восторг. По твоему велению... я выбрала иной наряд и изменила сердце. Я показала тебе, что ты был единственным владыкой как моего сердца, так и плоти. Никогда в жизни, и Богу это известно, я не искала ничего иного в тебе, кроме тебя самого; я желала иметь только тебя, а не то, что принадлежит тебе. Звание супруги всегда считалось более сильным и более святым, но мне всегда было более по сердцу называться любовницей и даже, если тебя это не шокирует, сожительницей или просто девкой. Я думаю, что чем больше я проявляю к тебе покорства, тем сильнее будет для тебя благодать Божия, тем менее я запятнаю твою несравненную репутацию..."
Далее Элоиза предается сладостным воспоминаниям. "Какая королева, какая принцесса не позавидовала бы тем моим радостям, которые я испытала с тобой в постели?!" Трудно представить, что та, которая пишет эти строки, является аббатисой, служительницей Божьей. Она горько сетует, что после того, как оба они стали слугами Божьими, он покинул ее, пренебрегает ею, лишил ее своих бесед. И требует, чтобы он был рядом с ней, хотя бы посредством писем. "Вспомни о том, что я сделала, на что решилась, не убоявшись проклятия Божьего: пошла в монастырь не из-за любви к Богу, а из-за любви к тебе, Абеляру, знала, что от Бога не дождешься и толики вознаграждения". И насколько несправедливо с его стороны после этого лишать ее даже такой малости, как письма. Уж не забыл ли он ее? Не перестал ли любить? Или все, что было между ними, это всего лишь обычный адюльтер? Она продолжала: "Если уж я лишена возможности лично видеть тебя, то по крайней мере подари мне сладость твоего образа в твоих высказываниях, которых у тебя такое изобилие... Тогда за любовь ты отплатишь любовью и пусть немногим вознаградишь за многое, хотя бы словами за дела... Я не сохранила ничего, кроме желания быть по-прежнему целиком твоей".
Прочитав письмо Элоизы, Абеляр понял, что монашеская ряса не убила ее земные чувства. Богу она служит лишь по формальной обязанности, а от него, Абеляра, ждет искреннего разговора. Но сам он менее всего расположен вести откровенную беседу.
Свой ответ Абеляр начинает словами: "Элоизе, дорогой сестре во Иисусе Христе; Абеляр, ее брат в Иисусе Христе..." Как бы оправдываясь, говорит, что если после того, как они оба оставили этот мир ради Господа, он не направил ей утешительного или увещевательного письма, то это не значит, что такая поддержка необходима ей, которую Бог осчастливил всеми дарами своей благодати и которая сама теперь является его служанкой. Он не перестает подчеркнуто называть ее сестрой и просит молиться за него и за здоровье души его в телесных опасностях. "Вы можете и в моей смерти сохранить ту пылкую любовь, которую вы испытываете к живому..."
Элоизу обескуражил такой ответ. Она ждала выражения личных чувств к ней, а Абеляр предпочел рассуждать о Боге, о пользе молений, цитировал Библию. В конце, правда, появился личный мотив, он просит: "Труп мой, где бы он ни оказался погребенным или брошенным, прикажите перенести на ваше кладбище".
И снова ответ Элоизы: "Если ты нас любишь, то не говори о своей смерти". Она молится о том, чтобы умереть первой: ведь Бог возвысил ее над всеми женщинами, чтобы потом низвергнуть в бездну. Ее возмущение такой несправедливостью аналогично вызову, брошенному Прометеем: "Тогда, когда мы предавались прелюбодеянию, жестокость неба нас помиловала, и вот когда мы узаконили эту незаконную любовь и покрыли свадебной фатой грех прелюбодеяния, гнев Господний обрушился на нас двоих с огромной силой". И не есть ли все это проделки дьявола, который попытался "через их брак достичь того, что не смог добиться чрез их прелюбодеяние..."?
Душа Элоизы как бы раздваивается. Она искренне раскаивается, что предавалась долгое время наслаждениям плотского сладострастия и сама заслужила то, от чего теперь мучается. Но вместе с тем она и не раскаивается в том, что произошло, - так сладки и незабываемы воспоминания о грехе; она - невинная грешница, утверждает Элоиза, вот почему она с удовольствием говорит о том, о чем должна, казалось бы, сожалеть: о сладостных утехах любви, которые они вместе испытали. И поныне ее продолжают преследовать мысли о греховном желании, они будоражат ее сон, доставляют муку. Даже в разгар торжественной мессы, когда молитва должна отличаться особой чистотой, непристойные образы так овладевают ею, что она больше занята ими, чем молитвой. Она хочет кричать о тех ошибках, которые совершила, но и тяжко вздыхает по поводу тех, которые уже не сможет совершить. И, как вывод, заявляет: Говорят, что я целомудренна. Это только потому, что не замечают, насколько я лицемерна. Люди принимают за добродетель чистоту телесную, тогда как добродетель - свойство не тела, а души. Бог, который читает в сердцах и познает чресла, который зрит и во тьме, он понимает все лучше, видит сокровенное.
Абеляр был потрясен. Это письмо от охваченной страстью девушки, от девятнадцатилетней Элоизы, которую он когда-то хорошо знал, но никак не от аббатисы, пользующейся всеобщим уважением, обращенной супруги Христа. "Твое последнее письмо, - отвечает он ей, - можно разделить вкратце на четыре части, которые выражают всю ярость твоего неудовлетворения". Пункт за пунктом он их рассматривает, подвергая суровой критике, как будто ведет сражение с дьяволом за спасение души Элоизы.
По поводу ее давнего недовольства Богом и их обращения в монашество Абеляр считает, что даже его собственная кастрация является актом божественной милости. Это заслуженная кара. У Бога было больше причин покарать их после узаконения любви, чем тогда, когда они занимались прелюбодеянием. Он напоминает ей, как она отдалась ему прямо на полу трапезной - этом столь уважаемом месте. Бог, проявляя свою мудрость и милосердие, воспользовался в лице Фульбера самим злом, чтобы покарать тот орган, который единственный нес ответственность за все, очистив таким образом тело и возвысив дух, исцеляя одновременно обе души. Теперь, благодаря Богу, заразу плотских непристойностей и ярмо похоти удалось преодолеть с помощью милосердия и сострадания. "Объединись со мной, - взывает Абеляр, - моя неразделимая подруга, объединись со мной, чтобы воздать должное Богу, который использовал наш брак, чтобы обратить нас обоих к самому себе. Плачь над страданиями Христа, своего духовного отца, а не над страданиями своего земного супруга, ибо он наделил нас обоих своей высшей благодатью. Он повредил тело, чтобы излечить душу, он покарал только единственный раз, чтобы не было наказания вечного".
В своем следующем письме к Абеляру Элоиза не стала возвращаться к щепетильной теме. Она предпочла уйти от дальнейшего ее обсуждения и перевела эпистолярную беседу в другое русло. Она спрашивает: что лежит в основе создания монашеского ордена? Стоит ли употреблять в пищу мясо и вино, которые провоцируют похоть? Следует ли в женском монастыре допускать к трапезе мужчин? Заканчивает же такими словами: "Прощай, мой возлюбленный, мой супруг, приветствую тебя, мой духовный учитель".
Это было ее последнее послание.
Пьер Абеляр вновь читал свой курс студентам в Латинском квартале, расположенном на холме Святой Женевьевы, был одержим поиском рационального пути понимания Бога. Это, однако, не спасло его от преследования церковников. Его обвинили в том, что он проповедует ересь. Был составлен список его прегрешений и издан "Трактат против некоторых заблуждений Пьера Абеляра". На Сенском церковном соборе должен был состояться диспут Абеляра и автора трактата. Присутствовал сам юный Людовик VII, епископы, аббаты и даже один архиепископ. Абеляр предвкушал удовольствие от спора. Но, увы, ничего подобного не случилось. Априори все "ереси" Абеляра были признаны зловредными, и ему предложено было публично от них отказаться. По существу, вместо дебатов состоялся судебный процесс. Его результаты в виде послания направили папе Иннокентию II в Рим. В нем предлагалось осудить ереси Абеляра и отлучить его от церкви.
Больной, разбитый, в шестьдесят лет превратившийся в немощного старика, Абеляр отправился в Рим, чтобы лично оспорить решение собора. По дороге он узнал, что папа формально осудил его на "вечное молчание" и что книги его сожжены на площади Св. Петра. В пути 12 апреля 1142 года Абеляр встретил свою смерть. Аббат, который оказался его спутником, написал Элоизе письмо, сообщив о смерти ее супруга и возлюбленного.
И верная Элоиза взялась выполнить последнюю волю покойного и похоронить его в своем аббатстве. Тот же аббат тайно извлек уже захороненное тело и лично доставил его Элоизе. Отслужили заупокойную мессу и погребли тело несчастного Абеляра в часовне. Элоиза получила грамоту об отпущении Абеляру всех грехов и добилась, чтобы ее сыну Астролябию выделили небольшую пребенду - доход духовных лиц от владения земельным участком.
На этом многие завершают рассказ об Абеляре и Элоизе. Как будто и она умерла с ним в одночасье. На самом деле эта замечательная женщина прожила еще двадцать один год. Умело руководила своим аббатством, снискав всеобщее уважение и звание "одной из самых великих аббатис Церкви". Все эти годы она; ухаживала за могилой Абеляра и, как и он, скончалась в шестьдесят три года. Случилось это в 1163 или 1164 году. Ее похоронили рядом с супругом. Но потом останки их не раз переносили в разные места, пока не доставили в Париж, на кладбище Пер-Лашез. Здесь и спят вечным сном герои нашей истории.
Если верить легенде XIII века, в тот момент, когда тело Элоизы опускали в могилу Абеляра, он простер к ней руки, чтобы обнять ее. Можно, однако, сказать, что и Элоиза раскрыла свои объятия, чтобы принять в них своего возлюбленного.